Сре­ди дней Страст­ной сед­ми­цы Ве­ли­кий чет­верг за­ни­ма­ет осо­бое ме­сто. В этот день Цер­ковь вспо­ми­на­ет Тай­ную ве­че­рю Гос­по­да Иису­са Хри­ста с Его уче­ни­ка­ми – апо­сто­ла­ми. На Тай­ной Ве­че­ри Спа­си­те­лем бы­ло уста­нов­ле­но глав­ное Та­ин­ство на­шей ве­ры – Та­ин­ство Ев­ха­ри­стии, или При­ча­ще­ния, во вре­мя ко­то­ро­го все ве­ру­ю­щие под ви­дом хле­ба и ви­на вку­ша­ют ис­тин­ные Те­ло и Кровь Хри­сто­вы.

Без при­ча­ще­ния, учит Свя­тая Цер­ковь, нет ис­тин­ной хри­сти­ан­ской жиз­ни, так как в этом Та­ин­стве про­ис­хо­дит са­мое пол­ное, пре­дель­но воз­мож­ное на зем­ле бла­го­дат­ное со­еди­не­ние че­ло­ве­ка с Бо­гом.

Тай­ная ве­че­ря бы­ла со­вер­ше­на Хри­стом за день до празд­но­ва­ния вет­хо­за­вет­ной Пас­хи. Евреи со­вер­ша­ли этот празд­ник в па­мять о чу­дес­ном ис­хо­де из Егип­та, где они на­хо­ди­лись в раб­стве в те­че­ние че­ты­рёх­сот лет.
Как и мно­гие дру­гие со­бы­тия вет­хо­за­вет­ной ис­то­рии, празд­ник иудей­ской Пас­хи имел про­об­ра­зо­ва­тель­ное зна­че­ние.

Он го­то­вил лю­дей к при­ня­тию ис­тин­ной Пас­хи, ис­тин­но­го спа­се­ния от раб­ства гре­ху и смер­ти. Та­кое спа­се­ние дол­жен был при­не­сти лю­дям Сын Бо­жий – Но­во­за­вет­ный Пас­халь­ный Аг­нец, за­клан­ный за гре­хи ми­ра. Так ве­ли­ко и глу­бо­ко бы­ло па­де­ние лю­дей, что толь­ко Сам Бог, доб­ро­воль­но при­няв на Се­бя пад­шую че­ло­ве­че­скую при­ро­ду, мог спа­сти че­ло­ве­ка.

Гос­подь пре­по­да­ет нам Се­бя в Та­ин­стве Ев­ха­ри­стии, дабы каж­дый ве­ру­ю­щий в Него мог до­стичь глав­ной и един­ствен­ной це­ли сво­ей жиз­ни – при­об­щить­ся Бо­же­ствен­ной люб­ви, при­об­щить­ся Са­мо­го Бо­же­ства.

Тай­ная ве­че­ря на­ча­лась с омо­ве­ния. Сын Бо­жий, Тво­рец ми­ра со­вер­ша­ет об­ряд, ко­то­рый тра­ди­ци­он­но со­вер­ша­ли ра­бы: Он омы­ва­ет апо­сто­лам но­ги.

Уче­ни­ки бы­ли по­ра­же­ны дей­стви­я­ми их Бо­же­ствен­но­го Учи­те­ля. Они мол­ча при­ни­ма­ли омо­ве­ние. Толь­ко апо­стол Пётр, че­ло­век го­ря­чий, не мог сдер­жать овла­дев­ших им чувств.

«Гос­по­ди! – вос­клик­нул Пётр, – Те­бе ли умы­вать мои но­ги?» На это Хри­стос от­ве­тил: «что Я де­лаю, те­перь ты не зна­ешь, а ура­зу­ме­ешь по­сле… Ес­ли не умою те­бя, не име­ешь ча­сти со Мною». Сво­им при­ме­ром Гос­подь по­ка­зал не толь­ко лю­бовь к уче­ни­кам, но и на­учил их сми­ре­нию – чтобы они не счи­та­ли за уни­же­ние для се­бя слу­жить ближ­не­му.

И в на­ши дни в Ве­ли­кий Чет­верг за ар­хи­ерей­ским бо­го­слу­же­ни­ем по­рой со­вер­ша­ет­ся об­ряд омо­ве­ния ног. По окон­ча­нии Ли­тур­гии при чте­нии Еван­ге­лия об омо­ве­нии ног ар­хи­ерей в па­мять о сми­рен­ном по­ступ­ке Хри­ста омы­ва­ет но­ги свя­щен­ни­ков.

По тра­ди­ции в Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви Её Пред­сто­я­тель, Свя­тей­ший Пат­ри­арх Мос­ков­ский и всея Ру­си, освя­ща­ет в Ве­ли­кий Чет­верг ми­ро – олив­ко­вое мас­ло с при­ме­сью раз­ных аро­ма­тов, – ко­то­рое ва­рит­ся в пер­вые дни Страст­ной сед­ми­цы. Освя­щён­ное ми­ро рас­сы­ла­ет­ся по епар­хи­ям и при­хо­дам. Свя­тое ми­ро ис­поль­зу­ет­ся в Та­ин­стве Ми­ро­по­ма­за­ния. Оно со­вер­ша­ет­ся над че­ло­ве­ком один раз в жиз­ни сра­зу по­сле Та­ин­ства Кре­ще­ния, через ми­ро­по­ма­за­ние но­во­кре­щён­ный об­ре­та­ет пол­но­ту да­ров бла­го­да­ти Свя­то­го Ду­ха.

По­сле омо­ве­ния и про­щаль­ной бе­се­ды с уче­ни­ка­ми Хри­стос пре­ло­мил хлеб и, бла­го­сло­вив его, по­дал апо­сто­лам со сло­ва­ми: «сие есть Те­ло Моё, ко­то­рое за вас пре­да­ёт­ся; сие тво­ри­те в Моё вос­по­ми­на­ние». Взяв ча­шу и бла­го­сло­вив её, ска­зал: «пей­те из неё все; Ибо сие есть Кровь Моя но­во­го за­ве­та, за мно­гих из­ли­ва­е­мая во остав­ле­ние гре­хов».
В скром­ной Си­он­ской гор­ни­це про­ис­хо­дит ве­ли­кое чу­до: че­ло­век, неко­гда от­верг­ший Бо­га, вновь при­об­ща­ет­ся к Бо­гу – Ис­точ­ни­ку Веч­ной Жиз­ни.

В чет­верг Страст­ной сед­ми­цы в хра­мах со­вер­ша­ет­ся Бо­же­ствен­ная ли­тур­гия. В этот день каж­дый ве­ру­ю­щий, по при­ме­ру апо­сто­лов, стре­мит­ся со­еди­нить­ся со Хри­стом в Та­ин­стве При­ча­ще­ния. За бо­го­слу­же­ни­ем несколь­ко раз про­из­но­сит­ся мо­лит­ва «Ве­че­ри Тво­ея тай­ныя днесь, Сыне Бо­жий, при­част­ни­ка мя при­и­ми…» Эту мо­лит­ву по­ёт хор, чи­та­ет свя­щен­ник, по­вто­ря­ют все ве­ру­ю­щие. В ней хри­сти­а­нин про­сит у Бо­га со­де­лать его при­част­ни­ком Тай­ной ве­че­ри, ныне со­вер­ша­ю­щей­ся в хра­ме…

При­сут­ствуя в Страст­ную сед­ми­цу на цер­ков­ных бо­го­слу­же­ни­ях, пред­став­ля­ю­щих нам все ча­сы по­след­них дней зем­ной жиз­ни Спа­си­те­ля, мы ста­нем сви­де­те­ля­ми и ве­ли­чай­ше­го со­бы­тия че­ло­ве­че­ской ис­то­рии – Слав­но­го Хри­сто­ва Вос­кре­се­ния.

Праздники бывают разные. Сейчас мы встречаем праздник Входа Господня в Иерусалим; это один из самых трагических праздников церковного года. Казалось бы — все в нем торжество: Христос вступает в Святой Град; встречают Его ликующие толпы народа, готовые из Него сделать своего политического вождя, ожидающие от Него победы над врагом; разве здесь есть что-то трагическое?

Увы, есть! Потому что все это торжество, все это ликование, все эти надежды построены на недоразумении, на непонимании, и та же самая толпа, которая сегодня кричит: «Осанна Сыну Давидову!», то есть, «Красуйся, Сын Давидов, Царь Израилев», в несколько дней повернется к Нему враждебным, ненавидящим лицом и будет требовать Его распятия.

Что же случилось? Народ Израилев от Него ожидал, что, вступая в Иерусалим, Он возьмет в свои руки власть земную; что Он станет ожидаемым Мессией, Который освободит Израильский народ от врагов, что кончена будет оккупация, что побеждены будут противники, отмщено будет всем.

А вместо этого Христос вступает в Священный Град тихо, восходя к Своей смерти… Народные вожди, которые надеялись на Него, поворачивают весь народ против Него; Он их во всем разочаровал: Он не ожидаемый, Он не тот, на которого надеялись. И Христос идет к смерти…

Но что же остается одним, и что завещает нам Христос Своей смертью?

В течение именно этих дней, говоря народу о том, какова будет их судьба, когда они пройдут мимо Него, не узнав Его, не последовав за Ним, Спаситель Христос говорит: Се, оставляется дом ваш пуст; отныне пуст ваш храм; пуст ваш народный дом; опустела душа; опустели надежды; все превратилось в пустыню…

Потому что единственное, что может превратить человеческую пустыню в цветущий сад, единственное, что может дать жизнь тому, что иначе — пепел, единственное, что может сделать человеческое общество полноценным, единственное, что может помочь человеческой жизни стремиться полноводной рекой к своей цели, — это присутствие Живого Бога, дающего вечное содержание всему временному: Того Бога, Который настолько велик, что перед Ним нет ни великого, ни малого, а в каком-то смысле все так значительно — как перед любовью: самые мелкие, незаметные слова так дороги и значительны, а большие события иногда так ничтожны в таинстве любви.

Оставляется вам дом ваш пуст… Народ искал земной свободы, земной победы, земной власти; его вожди хотели именно властвовать и побеждать. И что осталось от этого поколения? Что осталось от Римской империи? Что вообще осталось от всех тех, которые имели в руках власть и думали, что никогда она не отнимется у них? — Ничто. Порой — могилы; чаще — чистое поле…

А Христос? Христос никакой силы, никакой власти не проявил. Перед лицом непонимающих Его Он так непонятен: Он все мог, Он мог эту толпу, которая Его так восторженно встречала, собрать воедино, из нее сделать силу, получить политическую власть. Он от этого отказался. Он остался бессильным, беспомощным, уязвимым, кончил как будто побежденным, на кресте, после позорной смерти, среди насмешек тех, могилы которых теперь не сыскать, кости которых, пепел которых давно рассеяны ветром пустыни…

А нам завещал Христос жизнь; Он нас научил тому, что, кроме любви, кроме готовности в своем ближнем видеть самое драгоценное, что есть на земле, — нет ничего. Он нас научил тому, что кроме любви, кроме готовности в своем ближнем видеть самое драгоценное, что есть на земле, — нет ничего. Он нас научил тому, что человеческое достоинство так велико, что Бог может стать Человеком, не унизив Себя. Он нас научил тому, что нет ничтожных людей, тому, что страдание не может разбить человека, если только он умеет любить. Христос научил нас тому, что в ответ на опустошенность жизни можно ответить, отозвавшись только мольбой к Богу: Приди, Господи, и приди скоро!..

Только Бог может Собой заполнить те глубины человеческие, которые зияют пустотой и которых ничем не заполнишь. Только Бог может создать гармонию в человеческом обществе; только Бог может превратить страшную пустыню в цветущий сад.

И вот сегодня, вспоминая вход Господень в Иерусалим, как страшно видеть, что целый народ встречал Живого Бога, пришедшего только с вестью о любви до конца — и отвернулся от Него, потому что не до любви было, потому что не любви они искали, потому что страшно было так любить, как заповедал Христос, — до готовности жить для любви и умереть от любви. Они предпочли, они хотели, жаждали земного. Осталась пустыня, пустота, ничто…

А те немногие, которые услышали голос Спасителя, которые выбрали любовь и уничиженность, которые захотели любить ценой своей жизни и ценой своей смерти, те получили, по неложному обещанию Христа, жизнь, жизнь с избытком, победную, торжествующую жизнь… Это — праздник, который мы сейчас вспоминаем, который мы сейчас празднуем; это день страшнейшего недоразумения: одним оставляется дом их пуст, другие входят в дом Божий и становятся сами храмом Святого Духа, домом Жизни. Аминь.
(Митрополит Антоний Сурожский)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

У преддверия светлого, животворящего Поста мы вспоминаем изгнание адамово из рая, трагический момент, когда человек разобщился с Богом, потерял животворящее единство с Ним и остался один на земле. Как пишет один западный богослов, повернувшись спиной к Богу, человек оказался без Бога, и ничего не осталось ему как только умереть, потому что только в Боге, только в живом общении с Ним — та жизнь, которой ничто не может отнять, Божественная жизнь, бьющая ключом в человеке. Мы вспоминаем этот день, и как бы глубоко мы ни вдумывались в это страшное событие, когда в лице Адама всё человечество осиротело страшным, смертоносным сиротством, мы всё же не можем так его пережить, как пережил человек, который до того всецело жил с Богом, всецело с Ним общался, для которого Бог был жизнью, и радостью, и раем.

Не можем мы так же пережить эту осиротелость, как переживают ее святые, которые хоть краем души или глубинами своего существа прикоснулись Божественной жизни, приобщились Богу и, однако, находятся в этом мире одиночества, в этом мире, где качествует смерть, потому что человек отпал от Бога.

И хочется мне сегодня прочесть вам несколько строк, написанных старцем Силуаном, который так глубоко переживал и свою живую, животворящую встречу с Богом, и трагедию человеческого сиротства:

«Скучает душа моя о Господе, и слезно ищу Его. Как мне Тебя не искать? Ты прежде взыскал меня и дал мне насладиться Духом Твоим Святым, и душа моя возлюбила Тебя. Ты видишь, Господи, печаль мою и слезы: если бы Ты не привлек меня Своей любовью, то не искал бы я Тебя так, как ищу. Но Дух Твой дал мне познать Тебя, и радуется душа моя, что Ты — мой Бог и Господь, и до слез скучаю я по Тебе.

Скучает душа моя о Боге, и слезно ищет Его. Милостивый Господи, Ты видишь падение мое и скорбь мою! Но смиренно прошу Твою милость: излей на меня, грешного, благодать Твоего Святого Духа. Память о ней влечет мой ум снова найти Твое милосердие. Господи, дай мне смиренного духа Твоего, дабы снова я не потерял бы Твою благодать, и не стал бы рыдать о ней, как рыдал Адам о рае и о Боге…»

В жизни каждого из нас бывает дивное мгновение — иногда единственное, иногда повторяющееся, — когда вдруг Бог станет так близок, когда оживет душа, когда встрепенется сердце, когда ум станет глубок и тих, как глубокое, невозмущенное озеро, когда всем существом своим мы чувствуем, что мы ожили, и что мы можем жить в Боге, жить вовек.

Каждому из нас надо войти в себя, погрузиться в самую свою глубь в поисках этого или этих мгновений, и вновь их пережить со всей силой, на которую мы способны, и тогда взглянуть на то, что значит наше отпадение от Бога, от жизни. И только тогда сможем мы дрогнуть сердцем, дрогнуть всем существом своим от ужаса и боли нашего сиротства и нашей измены. Бог верен, — неверны только мы.

Встрепенемся же напоследок сегодня, когда вечером мы приступим к Богу в обряде прощения, прося Его нас простить, прося Его нас принять, как отец принял блудного сына — без одного слова упрека, только со слезами жалости о нас и со слезами радости о том, что мы к Нему возвращаемся покаянием, посильной любовью и намерением изо всех сил остаться Ему верными до конца.

Когда будем подходить сегодня и поклоняться иконе Спасителя и Божией Матери, помолимся, чтобы примирил нас Господь с Собой, чтобы дал Он нам вновь ожить. И поклоняясь Божией Матери, вспомним, что наш грех: и общий человеческий грех, и наш общинный грех, и мой частный грех были причиной и ужаса Гефсиманского сада, и крестной смерти Спасителя, и Богооставленности Его на кресте, и сошествия во ад, и воскликнем Ей: О, Матерь! Прости! Если Ты нам простишь это, то никакая сила не сможет нас осудить…

И войдем в пост прощенными и благословенными Божией Материю, прощенными и принятыми Богом нашим и Отцом ради крестной любви Сына Единородного, отдавшего Свою жизнь и Свою смерть за нас. И вступим в этот пост не с горечью, а с радостью. Потому что Пост — это весна духовная, это время, когда мы можем ожить, это наше восхождение к святой, животворящей, дивной Пасхе Господней, которая предвозвещает нам всеконечную Пасху, победу Божию, жизнь вечную, торжество Духа Святого в нас и радость нескончаемую. Аминь.

В определенные дни года Церковь творит поминовение всех усопших отцов и братий по вере. Совершаемые при этом панихиды, указанные уставом, называются вселенскими, а дни, в которые совершается поминовение,— вселенскими родительскими субботами.

Первая вселенская родительская суббота бывает на Мясопустной седмице, перед началом масленицы, подготовляющей верующих к Великому посту.

Почему вселенская родительская суббота празднуется за неделю до Великого поста? Воскресенье перед масленицей посвящено воспоминанию Страшного суда: хотя все только еще готовятся к праздничному веселью масленицы, к этому радостному веселью уже понемногу присоединяется торжественное и покаянное настроение начала Великого поста. «Поминай час смертный и вовеки не согрешишь», говорили в древности, поэтому и веселье масленицы не должно быть безумной оргией, но должно быть временем радостного общения с ближними.

Установление мясопустной родительской субботы восходит к преданию апостольскому, что подтверждается уставом св. Церкви, изложенным в V веке преподобным Саввою Освященным на основании древнейшего предания, и обыкновением древних христиан стекаться в определенные дни на кладбище для поминовения умерших, о чем сохранилось письменное свидетельство из IV века.

Основанием к установлению этого поминовения послужило то, что в воскресный день седмицы мясопустной св. Церковь совершает воспоминание второго пришествия Христова, и, потому — накануне этого дня, как бы в день, предшествующий страшному суду Христову, и — притом — приближая к духовным подвигам св. Четыредесятницы, когда нам должно войти в теснейший союз любви со всеми членами царства Христова — и Святыми, и живущими, и умершими, Церковь предстательствует о всех, от Адама до днесь, усопших во благочестия я правой вере праотцах, отцах и братиях наших от всякого рода: от рода царей, князей, монашествующих, мирян, юношей и старцев, и всех… — внезапно умерших и оставшихся без узаконенного погребения, — предстательствует, умоляя, Праведного Судию явить им Свою милость в день нелицеприятного всем воздаяния.

Почему «родительская»? Ведь мы поминаем не только родителей, но и других людей, зачастую никакими родственными узами с нами не связанных? По разным причинам. В первую очередь даже не потому, что родители, как правило, вперед своих детей покидают этот мир (и поэтому тоже, но не это главное), а потому, что вообще первоочередной долг наш молитвенный – за наших родителей: из всех людей, чья временная земная жизнь окончена, мы в первую очередь должны тем, через кого мы этот дар жизни получили – родителям и прародителям нашим.

В синаксаре на этот день написано «Святые отцы узаконили совершать поминовение по всех умерших по следующей причине. Многие весьма не редко умирают неестественною смертию, например, во время странствования в морях, в непроходимых горах, в ущельях и пропастях; случается, гибнут от голода, в пожарах, на войнах, замерзают. И кто перечтет все роды и виды нечаянной и никем не ожидаемой смерти? И все таковые лишаются узаконенного псалмопения и заупокойных молитв. Вот почему святые отцы, движимые человеколюбием, и установили, основываясь на учении апостольском, совершать это общее, вселенское поминовение, чтобы никто, когда бы, где бы и как бы ни кончил земную жизнь, не лишился молитв Церкви».

Обрезание в качестве обряда посвящения Божеству существовало у многих народов, в том числе и у египтян. В еврейском понимании кровь священна, так как «кровь есть душа», кровь, текущая из органа, дающего жизнь, означает посвящение Богу жизни, принятой как дар. У израильтян этот обряд стал знаменовать вступление в союз-завет Авраама и избранного народа с Богом и должен был напоминать народу о вытекающих из этого обязательствах.

Православная Церковь отмечает 14 января праздник Обрезания Господня. Во всех храмах в этот день пройдут праздничные богослужения.

Евангельское предание гласит, что на восьмой день после Рождения Иисус Христос, по ветхозаветному закону, прошел обряд обрезания. Обряд был установлен для всех младенцев мужского пола в знак завета Бога с праотцом Авраамом и его потомками.

При совершении этого обряда Божественному Младенцу было дано имя Иисус (Спаситель), произнесенное архангелом Гавриилом еще в день Благовещения Деве Марии.

По толкованию отцов Церкви, Бог-Сын принял обрезание, чтобы показать людям пример неукоснительного исполнения Божественных установлений и чтобы никто впоследствии не мог усомниться в том, что Он был истинным Человеком, а не носителем призрачной плоти, как учили некоторые еретики.

В Новом Завете обряд обрезания уступил место таинству Крещения, прообразом которого он и являлся.

Свидетельства о праздновании Обрезания Господня в Восточной Церкви восходят к IV веку.

Праздник Обрезания Господня продолжается один день и соединяется с празднованием памяти святого Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской, отчего в народе он известен под именем Васильева дня.

Ро­ди­те­ли, тай­ные хри­сти­ане, кре­сти­ли Димитрия и на­ста­ви­ли в ве­ре. Отец его, рим­ский про­кон­сул, умер, ко­гда Ди­мит­рий до­стиг со­вер­шен­но­ле­тия. Им­пе­ра­тор Мак­си­ми­ан Га­ле­рий, всту­пив­ший на пре­стол в 305 го­ду, на­зна­чил Ди­мит­рия на ме­сто от­ца вла­сти­те­лем и во­е­во­дой Фес­са­ло­ний­ской об­ла­сти. Глав­ной обя­зан­но­стью Ди­мит­рия бы­ло за­щи­щать свою об­ласть от внеш­них вра­гов, но им­пе­ра­тор по­тре­бо­вал от него так­же, чтобы он ис­треб­лял хри­сти­ан. Ди­мит­рий вме­сто это­го стал ис­ко­ре­нять язы­че­ские обы­чаи, а языч­ни­ков об­ра­щать к Хри­сто­вой ве­ре.

Ко­неч­но, им­пе­ра­то­ру вско­ре до­нес­ли, что про­кон­сул Ди­мит­рий – хри­сти­а­нин. Воз­вра­ща­ясь из по­хо­да про­тив сар­ма­тов (пле­мен, на­се­ляв­ших при­чер­но­мор­ские сте­пи), Мак­си­ми­ан оста­но­вил­ся в Со­лу­ни. Го­то­вясь к смер­ти, Ди­мит­рий раз­дал свое иму­ще­ство бед­ным, а сам пре­дал­ся мо­лит­ве и по­сту. Им­пе­ра­тор за­клю­чил про­кон­су­ла в тем­ни­цу и стал раз­вле­кать се­бя и жи­те­лей Со­лу­ни гла­ди­а­тор­ски­ми сра­же­ни­я­ми в цир­ке. Хри­сти­ан разыс­ки­ва­ли и та­щи­ли на аре­ну. Из­вест­ный сре­ди гла­ди­а­то­ров за­дор­ный Лий лег­ко одоле­вал крот­ких хри­сти­ан в сра­же­нии и при ли­ко­ва­нии озве­рев­шей тол­пы сбра­сы­вал их на ко­пья во­и­нов.

Юно­ша Нестор, из хри­сти­ан, на­ве­стил Ди­мит­рия в тем­ни­це, и Ди­мит­рий бла­го­сло­вил его на еди­но­бор­ство с Ли­ем. Укреп­ля­е­мый Бо­гом, Нестор одо­лел гор­до­го гла­ди­а­то­ра и бро­сил его на ко­пья во­и­нов. Несто­ра долж­ны бы­ли на­гра­дить как по­бе­ди­те­ля, но вме­сто это­го его каз­ни­ли как хри­сти­а­ни­на.

По при­ка­зу им­пе­ра­то­ра тем­нич­ная стра­жа прон­зи­ла Ди­мит­рия ко­пья­ми в 306 го­ду. Те­ло ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ди­мит­рия вы­бро­си­ли на съе­де­ние зве­рям, но со­лу­няне тай­но пре­да­ли его зем­ле. Слу­га Ди­мит­рия Лупп взял кро­ва­вую ри­зу и пер­стень му­че­ни­ка и на­чал ими ис­це­лять недуж­ных. Его то­же каз­ни­ли. В прав­ле­ние им­пе­ра­то­ра Кон­стан­ти­на Ве­ли­ко­го (324–337 гг.) над мо­ги­лой ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ди­мит­рия воз­двиг­ли храм, а через сто лет бы­ли об­ре­те­ны его нетлен­ные мо­щи. При гро­бе ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ди­мит­рия со­вер­ша­лись чу­де­са и ис­це­ле­ния. В прав­ле­ние им­пе­ра­то­ра Мав­ри­кия ава­ры, жив­шие на До­ну, оса­ди­ли го­род Со­лунь. Свя­той Ди­мит­рий явил­ся на го­род­ской стене, и 100-ты­сяч­ное вой­ско оса­ждав­ших об­ра­ти­лось в бег­ство. В дру­гой раз свя­той спас го­род от го­ло­да. Жи­тие свя­то­го Ди­мит­рия по­вест­ву­ет, что он осво­бож­дал плен­ных от ига невер­ных и по­мо­гал им до­стиг­нуть Со­лу­ни.

С VII ве­ка при ра­ке свя­то­го Ди­мит­рия на­ча­ло ис­те­кать бла­го­вон­ное и чу­до­твор­ное ми­ро, о чем пи­са­ли совре­мен­ни­ки. В XIV ве­ке Ди­мит­рий Хри­зо­лог пи­сал о нем: ми­ро «по свой­ству сво­е­му не во­да, но гу­ще ее и не по­хо­же ни на од­но из из­вест­ных нам ве­ществ… Оно уди­ви­тель­нее всех бла­го­во­ний не толь­ко ис­кус­ствен­ных, но и по есте­ству со­здан­ных Бо­гом». По этой при­чине ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ди­мит­рия на­име­но­ва­ли Ми­ро­то­чи­вым.