Дорогие братья и сестры,
Христос Воскрес!

По благословению Епископа Исаакия, Свято-Покровская Голосеевская пустынь с 16-го мая для молитвы и посещения открыта.

Просим всех соблюдать рекомендации врачей, а также правила и нормы монастыря. Благодарим за молитвы. Божьей помощи и здоровья всем нам!

Дорогие братья и сестры,
Христос воскрес!

Сердечно благодарим за усиленную молитву о нашем монастыре, что вы скорбели вместе с нами в такое трудное для нас с вами время.

Благодарим мера города об объявлении о закрытии на карантин монастырь на определенный период и о снятии с карантина. Благодарим охрану и всех, кто посодействовал в этом вопросе на период закрытия монастыря на карантин.

Особенную благодарность выражаем всем врачам, которые в очень сложный период были с нами. Помогали и поддерживали всех нас.

Благодарим людей, которые не остались в стороне, а всячески помогали. А особенно благодарим человека, который помог и обеспечил всю медицинскую помощь и лечение.

Сердечно благодарим за все и просим Милосердного Бога, чтобы берег нашу страну и людей в этот тяжелый период нашей с вами жизни.

В монастыре проживает братия с послушниками, некоторые сотрудники и беженцы.

Слава Богу, что Господь умудрил наместника монастыря закрыть монастырь на карантин вовремя. С 17.04.2020 владыка благословил закрыть монастырь. К сожалению, не смогли избежать болезни, но смогли избежать широкому распространению этой болезни внутри монастыря.

На сегодняшний день, по милости Божией и заботе добрых людей, на территории обители все спокойно и все здоровы по заключению врачей и подтверждению тестов.

Слава Богу за все!

Дорогие братья и сестры, просим простить нас за то, что не смотря, что вышестоящие органы сняли карантин с монастыря, но по благословению Епископа Исаакия монастырь на неопределенное время будет закрыт!

Напомним вам, что переселенцы и беженцы живут на территории монастыря. И, как вы понимаете, большинство из этих людей — это люди преклонного возраста. Ради их жизни и здоровья мы должны придерживаться рекомендации врачей.

Всех прихожан и неравнодушных людей просим о усиленной молитве, финансовой помощи и поддержке.

Записки с именами и финансовую помощь вы можете присылать к нам на сайт и по расчетному счету Р/с № UA803003460000026008017354901 в ПАТ «Альфа-Банк”, г. Киева, МФО 300346. ЕГРПОУ — 24733894

Благодарим Вас за молитвы и понимание.

Братья и сестры!

В связи со сложившимися обстоятельствами на территории Украины – и сложной ситуацией в Киеве, из-за распространения COVID-19; дабы избежать даже малейшего риска, для братии и прихожан.

Было принято решение на упреждение, полностью закрыть нашу обитель от посещений.

Все богослужения будут проводится в закрытом режиме, без допуска прихожан и паломников.

О дальнейшей информации будет сообщено дополнительно.

Как трудно связать то, что совершается теперь, и то, что было когда-то: эту славу выноса Плащаницы и тот ужас, человеческий ужас, охвативший всю тварь: погребение Христа в ту единственную, великую неповторимую Пятницу.

Сейчас смерть Христова говорит нам о Воскресении, сейчас мы стоим с возжженными пасхальными свечами, сейчас самый Крест сияет победой и озаряет нас надеждой – но тогда было не так. Тогда на жестком, грубом деревянном кресте, после многочасового страдания, умер плотью воплотившийся Сын Божий, умер плотью Сын Девы, Кого Она любила, как никого на свете – Сына Благовещения, Сына, Который был пришедший Спаситель мира.

Тогда, с того креста, ученики, которые до того были тайными, а теперь, перед лицом случившегося, открылись без страха, Иосиф и Никодим сняли тело. Было слишком поздно для похорон: тело отнесли в ближнюю пещеру в Гефсиманском саду, положили на плиту, как полагалось тогда, обвив плащаницей, закрыв лицо платом, и вход в пещеру заградили камнем – и это было как будто все.

Но вокруг этой смерти было тьмы и ужаса больше, чем мы себе можем представить. Поколебалась земля, померкло солнце, потряслось все творение от смерти Создателя. А для учеников, для женщин, которые не побоялись стоять поодаль во время распятия и умирания Спасителя, для Богородицы этот день был мрачней и страшней самой смерти.

Когда мы сейчас думаем о Великой Пятнице, мы знаем, что грядет Суббота, когда Бог почил от трудов Своих, – Суббота победы! И мы знаем, что в светозарную ночь от Субботы на Воскресный день мы будем петь Воскресение Христово и ликовать об окончательной Его победе.

Но тогда пятница была последним днем. За этим днем не видно ничего, следующий день должен был быть таким, каким был предыдущий, и поэтому тьма и мрак и ужас этой Пятницы никогда никем не будут изведаны, никогда никем не будут постигнуты такими, какими они были для Девы Богородицы и для учеников Христовых.

Мы сейчас молитвенно будем слушать Плач Пресвятой Богородицы, плач Матери над телом жестокой смертью погибшего Сына. Станем слушать его. Тысячи, тысячи матерей могут узнать этот плач – и, я думаю, Ее плач страшнее всякого плача, потому что с Воскресения Христова мы знаем, что грядет победа всеобщего Воскресения, что ни един мертвый во гробе. А тогда Она хоронила не только Сына Своего, но всякую надежду на победу Божию, всякую надежду на вечную жизнь. Начиналось дление бесконечных дней, которые никогда уже больше, как тогда казалось, не могут ожить.

Вот перед чем мы стоим в образе Божией Матери, в образе учеников Христовых. Вот что значит смерть Христова. В остающееся короткое время вникнем душой в эту смерть, потому что весь этот ужас зиждется на одном: НА ГРЕХЕ, и каждый из нас, согрешающих, ответственен за эту страшную Великую Пятницу; каждый ответственен и ответит; она случилась только потому, что человек потерял любовь, оторвался от Бога. И каждый из нас, согрешающий против закона любви, ответственен за этот ужас смерти Богочеловека, сиротства Богородицы, за ужас учеников.

Поэтому, прикладываясь к священной Плащанице, будем это делать с трепетом. Он умер для тебя одного: пусть каждый это понимает! – и будем слушать этот Плач, плач всея земли, плач надежды надорванной, и благодарить Бога за спасение, которое нам дается так легко и мимо которого мы так безразлично проходим, тогда как оно далось такой страшной ценой и Богу, и Матери Божией, и ученикам. Аминь.

У ПЛАЩАНИЦЫ

Мы, люди, всю нашу надежду после Бога возложили на заступление Богородицы. Мы эти слова повторяем часто, они нам стали привычны. А вместе с этим, перед лицом того, что совершалось вчера и сегодня, эти слова непостижимо страшны. Они должны являть или удивительную веру в Богородицу, или являют на самом деле, что мы не глубоко пережили в течение своей жизни этот призыв к помощи Божией Матери.

Перед нами гроб Господень. В этом гробе человеческой плотью предлежит нам многострадальный, истерзанный, измученный Сын Девы. Он умер; умер не только потому, что когда-то какие-то люди, исполненные злобы, Его погубили. Он умер из-за каждого из нас, ради каждого из нас. Каждый из нас несет на себе долю ответственности за то, что случилось, за то, что Бог, не терпя отпадения, сиротства, страдания человека, стал тоже Человеком, вошел в область смерти и страдания, за то, что Он не нашел той любви, той веры, того отклика, который спас бы мир и сделал невозможной и ненужной ту трагедию, которую мы называем Страстными днями, и смерть Христову на Голгофе.

Скажете: Разве мы за это ответственны – мы же тогда не жили? Да! Не жили! А если бы теперь на нашей земле явился Господь – неужели кто-нибудь из нас может подумать, что он оказался бы лучше тех, которые тогда Его не узнали. Его не полюбили, Его отвергли и, чтобы спасти себя от осуждения совести, от ужаса Его учения, вывели Его из человеческого стана и погубили крестной смертью? Нам часто кажется, что те люди, которые тогда это совершили, были такими страшными; а если мы вглядимся в их образ – что мы видим?

Мы видим, что они были действительно страшны, но нашей же посредственностью, нашим измельчанием. Они такие же, как мы: их жизнь слишком узкая для того, чтобы в нее вселился Бог; жизнь их слишком мала и ничтожна для того, чтобы та любовь, о которой говорит Господь, могла найти в ней простор и творческую силу. Надо было или этой жизни разорваться по швам, вырасти в меру человеческого призвания, или Богу быть исключенным окончательно из этой жизни. И эти люди, подобно нам, это сделали.

Я говорю “подобно нам”, потому что сколько раз в течение нашей жизни мы поступаем, как тот или другой из тех, которые участвовали в распятии Христа. Посмотрите на Пилата: чем он отличается от тех служителей государства, Церкви, общественности, которые больше всего боятся человеческого суда, беспорядка и ответственности и которые для того, чтобы себя застраховать, готовы погубить человека – часто в малом, а порой и в очень большом? Как часто, из боязни стать во весь рост нашей ответственности, мы даем на человека лечь подозрению в том, что он преступник, что он – лжец, обманщик, безнравственный и т.д. Ничего большего Пилат не сделал; он старался сохранить свое место, он старался не подпасть под осуждение своих начальников, старался не быть ненавидимым своими подчиненными, избежать мятежа. И хотя и признал, что Иисус ни в чем не повинен, а отдал Его на погибель…

И вокруг него столько таких же людей; воины – им было все равно, кого распинать, они “не ответственны” были; это было их дело: исполнять приказание… А сколько раз с нами случается то же ? Получаем мы распоряжение, которое имеет нравственноеизмерение, распоряжение, ответственность за которое будет перед Богом, и отвечаем: Ответственность не на нас… Пилат вымыл руки и сказал иудеям, что они будут отвечать. А воины просто исполнили приказание и погубили человека, даже не задавая себе вопроса о том, кто Он: просто осужденный…

Но не только погубили, не только исполнили свой кажущийся долг. Пилат отдал им Иисуса на поругание; сколько раз – сколько раз! – каждый из нас мог подметить в себе злорадство, готовность надругаться над человеком, посмеяться его горю, прибавить к его горю лишний удар, лишнюю пощечину, лишнее унижение! А когда это с нами случалось и вдруг наш взор встречал взор человека, которого мы унизили, когда он уже был бит и осужден, тогда и мы, и не раз, наверное, по-своему, конечно, делали то, что сделали воины, что сделали слуги Каиафы: они завязали глаза Страдальцу и били Его. А мы? Как часто, как часто нашей жизнью, нашими поступками мы будто закрываем глаза Богу, чтобы ударить спокойно и безнаказанно – человека или Самого Христа – в лицо!

А отдал Христа на распятие кто? Особенные ли злодеи? Нет – люди, которые боялись за политическую независимость своей страны, люди, которые не хотели рисковать ничем, для которых земное строительство оказалось важней совести, правды, всего – только бы не поколебалось шаткое равновесие их рабского благополучия. А кто из нас этого не знает по своей жизни?

Можно было бы всех так перебрать, но разве не видно из этого, что люди, которые убили Христа, – такие же, как и мы? Что они были движимы теми же страхами, вожделениями, той же малостью, которой мы порабощены? И вот мы стоим перед этим гробом, сознавая – я сознаю! и как бы хотел, чтобы каждый из нас сознавал, – блаженны мы, что не были подвергнуты этому страшному испытанию встречи тогда со Христом – тогда, когда можно было ошибиться и возненавидеть Его, и стать в толпу кричащих: Распни, распни Его!..

Мать стояла у Креста; Ее Сын, преданный, поруганный, изверженный, избитый, истерзанный, измученный, умирал на Кресте. И Она с Ним со-умирала… Многие, верно, глядели на Христа, многие, верно, постыдились и испугались и не посмотрели в лицо Матери. И вот к Ней мы обращаемся, говоря: Мать, я повинен – пусть среди других – в смерти Твоего Сына; я повинен – Ты заступись. Ты спаси Твоей молитвой, Твоей защитой, потому что если Ты простишь – никто нас не осудит и не погубит… Но если Ты не простишь, то Твое слово будет сильнее всякого слова в нашу защиту…

Вот с какой верой мы теперь стоим, с каким ужасом в душе должны бы мы стоять перед лицом Матери, Которую мы убийством обездолили.,. Встаньте перед Ее лицом, встаньте и посмотрите в очи Девы Богородицы!.. Послушайте, когда будете подходить к Плащанице, Плач Богородицы, который будет читаться. Это не просто причитание, это горе – горе Матери, у Которой мы просим защиты, потому что мы убили Ее Сына, отвергли, изо дня в день отвергаем даже теперь, когда знаем, Кто Он: все знаем, и все равно отвергаем…

Вот, встанем перед судом нашей совести, пробужденной Ее горем, и принесем покаянное, сокрушенное сердце, принесем Христу молитву о том, чтобы Он дал нам силу очнуться, опомниться, ожить, стать людьми, сделать нашу жизнь глубокой, широкой, способной вместить любовь и присутствие Господне. И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы творить жизнь, творить и создавать мир, глубокий и просторный, который был бы, как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев, если нужно – и нужно! – потому что любить – это значит умереть себе, это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь то Бога, будь то человека, жить для другого, отложив заботу о себе. Умрем, сколько можем, станем умирать изо всех сил для того, чтобы жить любовью и жить для Бога и для других. Аминь!

СЛУЖБА ПОГРЕБЕНИЯ
В СТРАСТНУЮ ПЯТНИЦУ

Пророчество, которое мы сейчас слышали (Иезекииль, 37, 1–14), – образ всего видимого. Вся земля лежит перед нами, и вся она покрыта костьми мертвыми; из поколения в поколение легли эти кости в землю, из поколения в поколение как будто торжествует смерть.

И вот еще одно погребальное шествие совершено, и в эту землю легло бессмертное, нетленное, пречистое Тело Иисусово. И земля дрогнула, и все изменилось, до самых недр ее. Как зерно пшеничное, легло Тело Иисусово в эту землю, и, как огонь Божественный, сошла Его пречистая душа в глубины ада, и сотрясся ад. И теперь, когда мы предстоим перед Гробом, в глубинах той тайны отвержения, которую мы называем адом, совершилось последнее чудо: ад опустел, ада нет, потому что в самые его глубины вошел Господь, соединяя с Собой все. Как зерно горчичное, было положено Тело Его в землю, и как зерно постепенно исчезает, как зерно постепенно перестает быть отличимо от той земли, в которую оно вложено, но собирает в себя всю силу жизни и восстает уже не едино, не одинокое зерно, а сначала росток, а затем малый куст и дерево, так теперь Иисус, погрузившись в тайну смерти, извлекает из нее все, что способно жить, всякую живую человеческую душу, и приготовляет воскресение всякой человеческой плоти.

Кости мертвые, кости сухие перед нами, и уже трепетна земля, уже мир полон дыханием бурным Воскресения, уже воскрес Господь, уже восстала Матерь Божия, уже победа над смертью одержана, уже мы можем петь Воскресение перед лицом гроба, где лежит многострадальное Тело Иисусово. Христос победил смерть, и мы эту победу сейчас будем воспевать ликующе, ожидая момента, когда и до нас дойдет эта весть, когда загремит в этом храме победная песнь о Воскресении Христовом. Аминь.
(Митрополит Сурожский Антоний)

Сре­ди дней Страст­ной сед­ми­цы Ве­ли­кий чет­верг за­ни­ма­ет осо­бое ме­сто. В этот день Цер­ковь вспо­ми­на­ет Тай­ную ве­че­рю Гос­по­да Иису­са Хри­ста с Его уче­ни­ка­ми – апо­сто­ла­ми. На Тай­ной Ве­че­ри Спа­си­те­лем бы­ло уста­нов­ле­но глав­ное Та­ин­ство на­шей ве­ры – Та­ин­ство Ев­ха­ри­стии, или При­ча­ще­ния, во вре­мя ко­то­ро­го все ве­ру­ю­щие под ви­дом хле­ба и ви­на вку­ша­ют ис­тин­ные Те­ло и Кровь Хри­сто­вы.

Без при­ча­ще­ния, учит Свя­тая Цер­ковь, нет ис­тин­ной хри­сти­ан­ской жиз­ни, так как в этом Та­ин­стве про­ис­хо­дит са­мое пол­ное, пре­дель­но воз­мож­ное на зем­ле бла­го­дат­ное со­еди­не­ние че­ло­ве­ка с Бо­гом.

Тай­ная ве­че­ря бы­ла со­вер­ше­на Хри­стом за день до празд­но­ва­ния вет­хо­за­вет­ной Пас­хи. Евреи со­вер­ша­ли этот празд­ник в па­мять о чу­дес­ном ис­хо­де из Егип­та, где они на­хо­ди­лись в раб­стве в те­че­ние че­ты­рёх­сот лет.
Как и мно­гие дру­гие со­бы­тия вет­хо­за­вет­ной ис­то­рии, празд­ник иудей­ской Пас­хи имел про­об­ра­зо­ва­тель­ное зна­че­ние.

Он го­то­вил лю­дей к при­ня­тию ис­тин­ной Пас­хи, ис­тин­но­го спа­се­ния от раб­ства гре­ху и смер­ти. Та­кое спа­се­ние дол­жен был при­не­сти лю­дям Сын Бо­жий – Но­во­за­вет­ный Пас­халь­ный Аг­нец, за­клан­ный за гре­хи ми­ра. Так ве­ли­ко и глу­бо­ко бы­ло па­де­ние лю­дей, что толь­ко Сам Бог, доб­ро­воль­но при­няв на Се­бя пад­шую че­ло­ве­че­скую при­ро­ду, мог спа­сти че­ло­ве­ка.

Гос­подь пре­по­да­ет нам Се­бя в Та­ин­стве Ев­ха­ри­стии, дабы каж­дый ве­ру­ю­щий в Него мог до­стичь глав­ной и един­ствен­ной це­ли сво­ей жиз­ни – при­об­щить­ся Бо­же­ствен­ной люб­ви, при­об­щить­ся Са­мо­го Бо­же­ства.

Тай­ная ве­че­ря на­ча­лась с омо­ве­ния. Сын Бо­жий, Тво­рец ми­ра со­вер­ша­ет об­ряд, ко­то­рый тра­ди­ци­он­но со­вер­ша­ли ра­бы: Он омы­ва­ет апо­сто­лам но­ги.

Уче­ни­ки бы­ли по­ра­же­ны дей­стви­я­ми их Бо­же­ствен­но­го Учи­те­ля. Они мол­ча при­ни­ма­ли омо­ве­ние. Толь­ко апо­стол Пётр, че­ло­век го­ря­чий, не мог сдер­жать овла­дев­ших им чувств.

«Гос­по­ди! – вос­клик­нул Пётр, – Те­бе ли умы­вать мои но­ги?» На это Хри­стос от­ве­тил: «что Я де­лаю, те­перь ты не зна­ешь, а ура­зу­ме­ешь по­сле… Ес­ли не умою те­бя, не име­ешь ча­сти со Мною». Сво­им при­ме­ром Гос­подь по­ка­зал не толь­ко лю­бовь к уче­ни­кам, но и на­учил их сми­ре­нию – чтобы они не счи­та­ли за уни­же­ние для се­бя слу­жить ближ­не­му.

И в на­ши дни в Ве­ли­кий Чет­верг за ар­хи­ерей­ским бо­го­слу­же­ни­ем по­рой со­вер­ша­ет­ся об­ряд омо­ве­ния ног. По окон­ча­нии Ли­тур­гии при чте­нии Еван­ге­лия об омо­ве­нии ног ар­хи­ерей в па­мять о сми­рен­ном по­ступ­ке Хри­ста омы­ва­ет но­ги свя­щен­ни­ков.

По тра­ди­ции в Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви Её Пред­сто­я­тель, Свя­тей­ший Пат­ри­арх Мос­ков­ский и всея Ру­си, освя­ща­ет в Ве­ли­кий Чет­верг ми­ро – олив­ко­вое мас­ло с при­ме­сью раз­ных аро­ма­тов, – ко­то­рое ва­рит­ся в пер­вые дни Страст­ной сед­ми­цы. Освя­щён­ное ми­ро рас­сы­ла­ет­ся по епар­хи­ям и при­хо­дам. Свя­тое ми­ро ис­поль­зу­ет­ся в Та­ин­стве Ми­ро­по­ма­за­ния. Оно со­вер­ша­ет­ся над че­ло­ве­ком один раз в жиз­ни сра­зу по­сле Та­ин­ства Кре­ще­ния, через ми­ро­по­ма­за­ние но­во­кре­щён­ный об­ре­та­ет пол­но­ту да­ров бла­го­да­ти Свя­то­го Ду­ха.

По­сле омо­ве­ния и про­щаль­ной бе­се­ды с уче­ни­ка­ми Хри­стос пре­ло­мил хлеб и, бла­го­сло­вив его, по­дал апо­сто­лам со сло­ва­ми: «сие есть Те­ло Моё, ко­то­рое за вас пре­да­ёт­ся; сие тво­ри­те в Моё вос­по­ми­на­ние». Взяв ча­шу и бла­го­сло­вив её, ска­зал: «пей­те из неё все; Ибо сие есть Кровь Моя но­во­го за­ве­та, за мно­гих из­ли­ва­е­мая во остав­ле­ние гре­хов».
В скром­ной Си­он­ской гор­ни­це про­ис­хо­дит ве­ли­кое чу­до: че­ло­век, неко­гда от­верг­ший Бо­га, вновь при­об­ща­ет­ся к Бо­гу – Ис­точ­ни­ку Веч­ной Жиз­ни.

В чет­верг Страст­ной сед­ми­цы в хра­мах со­вер­ша­ет­ся Бо­же­ствен­ная ли­тур­гия. В этот день каж­дый ве­ру­ю­щий, по при­ме­ру апо­сто­лов, стре­мит­ся со­еди­нить­ся со Хри­стом в Та­ин­стве При­ча­ще­ния. За бо­го­слу­же­ни­ем несколь­ко раз про­из­но­сит­ся мо­лит­ва «Ве­че­ри Тво­ея тай­ныя днесь, Сыне Бо­жий, при­част­ни­ка мя при­и­ми…» Эту мо­лит­ву по­ёт хор, чи­та­ет свя­щен­ник, по­вто­ря­ют все ве­ру­ю­щие. В ней хри­сти­а­нин про­сит у Бо­га со­де­лать его при­част­ни­ком Тай­ной ве­че­ри, ныне со­вер­ша­ю­щей­ся в хра­ме…

При­сут­ствуя в Страст­ную сед­ми­цу на цер­ков­ных бо­го­слу­же­ни­ях, пред­став­ля­ю­щих нам все ча­сы по­след­них дней зем­ной жиз­ни Спа­си­те­ля, мы ста­нем сви­де­те­ля­ми и ве­ли­чай­ше­го со­бы­тия че­ло­ве­че­ской ис­то­рии – Слав­но­го Хри­сто­ва Вос­кре­се­ния.

Праздники бывают разные. Сейчас мы встречаем праздник Входа Господня в Иерусалим; это один из самых трагических праздников церковного года. Казалось бы — все в нем торжество: Христос вступает в Святой Град; встречают Его ликующие толпы народа, готовые из Него сделать своего политического вождя, ожидающие от Него победы над врагом; разве здесь есть что-то трагическое?

Увы, есть! Потому что все это торжество, все это ликование, все эти надежды построены на недоразумении, на непонимании, и та же самая толпа, которая сегодня кричит: «Осанна Сыну Давидову!», то есть, «Красуйся, Сын Давидов, Царь Израилев», в несколько дней повернется к Нему враждебным, ненавидящим лицом и будет требовать Его распятия.

Что же случилось? Народ Израилев от Него ожидал, что, вступая в Иерусалим, Он возьмет в свои руки власть земную; что Он станет ожидаемым Мессией, Который освободит Израильский народ от врагов, что кончена будет оккупация, что побеждены будут противники, отмщено будет всем.

А вместо этого Христос вступает в Священный Град тихо, восходя к Своей смерти… Народные вожди, которые надеялись на Него, поворачивают весь народ против Него; Он их во всем разочаровал: Он не ожидаемый, Он не тот, на которого надеялись. И Христос идет к смерти…

Но что же остается одним, и что завещает нам Христос Своей смертью?

В течение именно этих дней, говоря народу о том, какова будет их судьба, когда они пройдут мимо Него, не узнав Его, не последовав за Ним, Спаситель Христос говорит: Се, оставляется дом ваш пуст; отныне пуст ваш храм; пуст ваш народный дом; опустела душа; опустели надежды; все превратилось в пустыню…

Потому что единственное, что может превратить человеческую пустыню в цветущий сад, единственное, что может дать жизнь тому, что иначе — пепел, единственное, что может сделать человеческое общество полноценным, единственное, что может помочь человеческой жизни стремиться полноводной рекой к своей цели, — это присутствие Живого Бога, дающего вечное содержание всему временному: Того Бога, Который настолько велик, что перед Ним нет ни великого, ни малого, а в каком-то смысле все так значительно — как перед любовью: самые мелкие, незаметные слова так дороги и значительны, а большие события иногда так ничтожны в таинстве любви.

Оставляется вам дом ваш пуст… Народ искал земной свободы, земной победы, земной власти; его вожди хотели именно властвовать и побеждать. И что осталось от этого поколения? Что осталось от Римской империи? Что вообще осталось от всех тех, которые имели в руках власть и думали, что никогда она не отнимется у них? — Ничто. Порой — могилы; чаще — чистое поле…

А Христос? Христос никакой силы, никакой власти не проявил. Перед лицом непонимающих Его Он так непонятен: Он все мог, Он мог эту толпу, которая Его так восторженно встречала, собрать воедино, из нее сделать силу, получить политическую власть. Он от этого отказался. Он остался бессильным, беспомощным, уязвимым, кончил как будто побежденным, на кресте, после позорной смерти, среди насмешек тех, могилы которых теперь не сыскать, кости которых, пепел которых давно рассеяны ветром пустыни…

А нам завещал Христос жизнь; Он нас научил тому, что, кроме любви, кроме готовности в своем ближнем видеть самое драгоценное, что есть на земле, — нет ничего. Он нас научил тому, что кроме любви, кроме готовности в своем ближнем видеть самое драгоценное, что есть на земле, — нет ничего. Он нас научил тому, что человеческое достоинство так велико, что Бог может стать Человеком, не унизив Себя. Он нас научил тому, что нет ничтожных людей, тому, что страдание не может разбить человека, если только он умеет любить. Христос научил нас тому, что в ответ на опустошенность жизни можно ответить, отозвавшись только мольбой к Богу: Приди, Господи, и приди скоро!..

Только Бог может Собой заполнить те глубины человеческие, которые зияют пустотой и которых ничем не заполнишь. Только Бог может создать гармонию в человеческом обществе; только Бог может превратить страшную пустыню в цветущий сад.

И вот сегодня, вспоминая вход Господень в Иерусалим, как страшно видеть, что целый народ встречал Живого Бога, пришедшего только с вестью о любви до конца — и отвернулся от Него, потому что не до любви было, потому что не любви они искали, потому что страшно было так любить, как заповедал Христос, — до готовности жить для любви и умереть от любви. Они предпочли, они хотели, жаждали земного. Осталась пустыня, пустота, ничто…

А те немногие, которые услышали голос Спасителя, которые выбрали любовь и уничиженность, которые захотели любить ценой своей жизни и ценой своей смерти, те получили, по неложному обещанию Христа, жизнь, жизнь с избытком, победную, торжествующую жизнь… Это — праздник, который мы сейчас вспоминаем, который мы сейчас празднуем; это день страшнейшего недоразумения: одним оставляется дом их пуст, другие входят в дом Божий и становятся сами храмом Святого Духа, домом Жизни. Аминь.
(Митрополит Антоний Сурожский)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

У преддверия светлого, животворящего Поста мы вспоминаем изгнание адамово из рая, трагический момент, когда человек разобщился с Богом, потерял животворящее единство с Ним и остался один на земле. Как пишет один западный богослов, повернувшись спиной к Богу, человек оказался без Бога, и ничего не осталось ему как только умереть, потому что только в Боге, только в живом общении с Ним — та жизнь, которой ничто не может отнять, Божественная жизнь, бьющая ключом в человеке. Мы вспоминаем этот день, и как бы глубоко мы ни вдумывались в это страшное событие, когда в лице Адама всё человечество осиротело страшным, смертоносным сиротством, мы всё же не можем так его пережить, как пережил человек, который до того всецело жил с Богом, всецело с Ним общался, для которого Бог был жизнью, и радостью, и раем.

Не можем мы так же пережить эту осиротелость, как переживают ее святые, которые хоть краем души или глубинами своего существа прикоснулись Божественной жизни, приобщились Богу и, однако, находятся в этом мире одиночества, в этом мире, где качествует смерть, потому что человек отпал от Бога.

И хочется мне сегодня прочесть вам несколько строк, написанных старцем Силуаном, который так глубоко переживал и свою живую, животворящую встречу с Богом, и трагедию человеческого сиротства:

«Скучает душа моя о Господе, и слезно ищу Его. Как мне Тебя не искать? Ты прежде взыскал меня и дал мне насладиться Духом Твоим Святым, и душа моя возлюбила Тебя. Ты видишь, Господи, печаль мою и слезы: если бы Ты не привлек меня Своей любовью, то не искал бы я Тебя так, как ищу. Но Дух Твой дал мне познать Тебя, и радуется душа моя, что Ты — мой Бог и Господь, и до слез скучаю я по Тебе.

Скучает душа моя о Боге, и слезно ищет Его. Милостивый Господи, Ты видишь падение мое и скорбь мою! Но смиренно прошу Твою милость: излей на меня, грешного, благодать Твоего Святого Духа. Память о ней влечет мой ум снова найти Твое милосердие. Господи, дай мне смиренного духа Твоего, дабы снова я не потерял бы Твою благодать, и не стал бы рыдать о ней, как рыдал Адам о рае и о Боге…»

В жизни каждого из нас бывает дивное мгновение — иногда единственное, иногда повторяющееся, — когда вдруг Бог станет так близок, когда оживет душа, когда встрепенется сердце, когда ум станет глубок и тих, как глубокое, невозмущенное озеро, когда всем существом своим мы чувствуем, что мы ожили, и что мы можем жить в Боге, жить вовек.

Каждому из нас надо войти в себя, погрузиться в самую свою глубь в поисках этого или этих мгновений, и вновь их пережить со всей силой, на которую мы способны, и тогда взглянуть на то, что значит наше отпадение от Бога, от жизни. И только тогда сможем мы дрогнуть сердцем, дрогнуть всем существом своим от ужаса и боли нашего сиротства и нашей измены. Бог верен, — неверны только мы.

Встрепенемся же напоследок сегодня, когда вечером мы приступим к Богу в обряде прощения, прося Его нас простить, прося Его нас принять, как отец принял блудного сына — без одного слова упрека, только со слезами жалости о нас и со слезами радости о том, что мы к Нему возвращаемся покаянием, посильной любовью и намерением изо всех сил остаться Ему верными до конца.

Когда будем подходить сегодня и поклоняться иконе Спасителя и Божией Матери, помолимся, чтобы примирил нас Господь с Собой, чтобы дал Он нам вновь ожить. И поклоняясь Божией Матери, вспомним, что наш грех: и общий человеческий грех, и наш общинный грех, и мой частный грех были причиной и ужаса Гефсиманского сада, и крестной смерти Спасителя, и Богооставленности Его на кресте, и сошествия во ад, и воскликнем Ей: О, Матерь! Прости! Если Ты нам простишь это, то никакая сила не сможет нас осудить…

И войдем в пост прощенными и благословенными Божией Материю, прощенными и принятыми Богом нашим и Отцом ради крестной любви Сына Единородного, отдавшего Свою жизнь и Свою смерть за нас. И вступим в этот пост не с горечью, а с радостью. Потому что Пост — это весна духовная, это время, когда мы можем ожить, это наше восхождение к святой, животворящей, дивной Пасхе Господней, которая предвозвещает нам всеконечную Пасху, победу Божию, жизнь вечную, торжество Духа Святого в нас и радость нескончаемую. Аминь.

В определенные дни года Церковь творит поминовение всех усопших отцов и братий по вере. Совершаемые при этом панихиды, указанные уставом, называются вселенскими, а дни, в которые совершается поминовение,— вселенскими родительскими субботами.

Первая вселенская родительская суббота бывает на Мясопустной седмице, перед началом масленицы, подготовляющей верующих к Великому посту.

Почему вселенская родительская суббота празднуется за неделю до Великого поста? Воскресенье перед масленицей посвящено воспоминанию Страшного суда: хотя все только еще готовятся к праздничному веселью масленицы, к этому радостному веселью уже понемногу присоединяется торжественное и покаянное настроение начала Великого поста. «Поминай час смертный и вовеки не согрешишь», говорили в древности, поэтому и веселье масленицы не должно быть безумной оргией, но должно быть временем радостного общения с ближними.

Установление мясопустной родительской субботы восходит к преданию апостольскому, что подтверждается уставом св. Церкви, изложенным в V веке преподобным Саввою Освященным на основании древнейшего предания, и обыкновением древних христиан стекаться в определенные дни на кладбище для поминовения умерших, о чем сохранилось письменное свидетельство из IV века.

Основанием к установлению этого поминовения послужило то, что в воскресный день седмицы мясопустной св. Церковь совершает воспоминание второго пришествия Христова, и, потому — накануне этого дня, как бы в день, предшествующий страшному суду Христову, и — притом — приближая к духовным подвигам св. Четыредесятницы, когда нам должно войти в теснейший союз любви со всеми членами царства Христова — и Святыми, и живущими, и умершими, Церковь предстательствует о всех, от Адама до днесь, усопших во благочестия я правой вере праотцах, отцах и братиях наших от всякого рода: от рода царей, князей, монашествующих, мирян, юношей и старцев, и всех… — внезапно умерших и оставшихся без узаконенного погребения, — предстательствует, умоляя, Праведного Судию явить им Свою милость в день нелицеприятного всем воздаяния.

Почему «родительская»? Ведь мы поминаем не только родителей, но и других людей, зачастую никакими родственными узами с нами не связанных? По разным причинам. В первую очередь даже не потому, что родители, как правило, вперед своих детей покидают этот мир (и поэтому тоже, но не это главное), а потому, что вообще первоочередной долг наш молитвенный – за наших родителей: из всех людей, чья временная земная жизнь окончена, мы в первую очередь должны тем, через кого мы этот дар жизни получили – родителям и прародителям нашим.

В синаксаре на этот день написано «Святые отцы узаконили совершать поминовение по всех умерших по следующей причине. Многие весьма не редко умирают неестественною смертию, например, во время странствования в морях, в непроходимых горах, в ущельях и пропастях; случается, гибнут от голода, в пожарах, на войнах, замерзают. И кто перечтет все роды и виды нечаянной и никем не ожидаемой смерти? И все таковые лишаются узаконенного псалмопения и заупокойных молитв. Вот почему святые отцы, движимые человеколюбием, и установили, основываясь на учении апостольском, совершать это общее, вселенское поминовение, чтобы никто, когда бы, где бы и как бы ни кончил земную жизнь, не лишился молитв Церкви».

Обрезание в качестве обряда посвящения Божеству существовало у многих народов, в том числе и у египтян. В еврейском понимании кровь священна, так как «кровь есть душа», кровь, текущая из органа, дающего жизнь, означает посвящение Богу жизни, принятой как дар. У израильтян этот обряд стал знаменовать вступление в союз-завет Авраама и избранного народа с Богом и должен был напоминать народу о вытекающих из этого обязательствах.

Православная Церковь отмечает 14 января праздник Обрезания Господня. Во всех храмах в этот день пройдут праздничные богослужения.

Евангельское предание гласит, что на восьмой день после Рождения Иисус Христос, по ветхозаветному закону, прошел обряд обрезания. Обряд был установлен для всех младенцев мужского пола в знак завета Бога с праотцом Авраамом и его потомками.

При совершении этого обряда Божественному Младенцу было дано имя Иисус (Спаситель), произнесенное архангелом Гавриилом еще в день Благовещения Деве Марии.

По толкованию отцов Церкви, Бог-Сын принял обрезание, чтобы показать людям пример неукоснительного исполнения Божественных установлений и чтобы никто впоследствии не мог усомниться в том, что Он был истинным Человеком, а не носителем призрачной плоти, как учили некоторые еретики.

В Новом Завете обряд обрезания уступил место таинству Крещения, прообразом которого он и являлся.

Свидетельства о праздновании Обрезания Господня в Восточной Церкви восходят к IV веку.

Праздник Обрезания Господня продолжается один день и соединяется с празднованием памяти святого Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской, отчего в народе он известен под именем Васильева дня.