Иверская икона (которая сейчас хранится на Афоне) в IX веке находилась у одной благочестивой вдовы, жившей близ города Никеи.

При императоре Феофиле (829 — 842) иконоборцы, уничтожавшие святые иконы, пришли в дом этой христианки, и один воин копьем ударил по образу Богородицы. Тотчас из пораженного места потекла кровь. Вдова, боясь уничтожения святыни, пообещала императорским воинам деньги и просила их до утра не трогать икону.

Свя­той апо­стол Филипп, из чис­ла 70-ти, ро­дил­ся в Ке­са­рии Па­ле­стин­ской, был же­нат и имел де­тей. По­сле Со­ше­ствия Свя­то­го Ду­ха две­на­дцать апо­сто­лов по­ста­ви­ли его на диа­кон­ское слу­же­ние в Иеру­са­лим­ской Церк­ви и по­ру­чи­ли, как и про­чим ше­сти диа­ко­нам, за­ве­до­вать при­но­ше­ни­я­ми ве­ру­ю­щих и за­бо­тить­ся о вдо­вах, си­ро­тах, убо­гих. Стар­шим сре­ди се­ми пер­во­ди­а­ко­нов был свя­той ар­хи­ди­а­кон Сте­фан. Ко­гда на­ча­лись го­не­ния и пер­во­му­че­ни­ка Сте­фа­на иудеи по­би­ли кам­ня­ми, апо­стол Филипп по­ки­нул Иеру­са­лим. Он пе­ре­се­лил­ся в Са­ма­рию, и там успеш­но про­по­ве­до­вал хри­сти­ан­ство. В чис­ле об­ра­щен­ных апо­сто­лом был зна­ме­ни­тый волхв Си­мон, ко­то­рый, «кре­стив­шись, не от­хо­дил от Филип­па» (Деян.8:9-13). Читать далее →

А колокола все звонили и звонили… Величественный колокольный звон плыл над Оптиной Пустынью, призывая паломников на всенощную службу. Словно посланник из другого мира, вечерний благовест, казалось, старался достучаться до каждого, разбудить что-то ведомое ему одному, дремлющее в человеческих душах. Звук колоколов пронизывал тебя всего, ты забывал обо всем на свете. Хотелось только, чтобы этот звон не кончался, хотелось быть в нем вечно. И слушать, и думать, и вспоминать давным-давно забытое… Читать далее →

Пре­по­доб­ная Пе­ла­гея (Пе­ла­гия) ро­ди­лась в Ан­тио­хии Си­рий­ской и до сво­е­го об­ра­ще­ния ко Хри­сту бы­ла лег­ко­мыс­лен­ной и рас­пу­щен­ной де­ви­цей. Имея очень при­вле­ка­тель­ную на­руж­ность, она укра­ша­ла се­бя рос­кош­ны­ми одеж­да­ми, зо­ло­том и дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми, за что по­клон­ни­ки на­зы­ва­ли ее Мар­га­ри­той, т. е. жем­чу­жи­ной.

Од­на­жды в Ан­тио­хию съе­ха­лись на со­бор епи­ско­пы со­сед­них епар­хий. Сре­ди них на­хо­дил­ся Нонн, епи­скоп Илио­поль­ский, из­вест­ный сво­ей муд­ро­стью и пра­вед­ной жиз­нью. Во вре­мя пе­ре­ры­ва епи­ско­пы вы­шли из хра­ма, где они за­се­да­ли, и вдруг пе­ред ни­ми по­яви­лась шум­ная тол­па юно­шей. Сре­ди них осо­бен­но вы­де­ля­лась сво­ей кра­со­той од­на де­ви­ца – с об­на­жен­ны­ми пле­ча­ми и нескром­но оде­тая. Это бы­ла Пе­ла­гия. Она гром­ко шу­ти­ла и сме­я­лась, а по­клон­ни­ки ви­лись во­круг нее. Сму­щен­ные епи­ско­пы по­ту­пи­ли свои взо­ры, а свя­той Нонн, на­про­тив, стал при­сталь­но рас­смат­ри­вать Пе­ла­гию. Ко­гда шум­ная тол­па уда­ли­лась, Нонн спро­сил епи­ско­пов: «Раз­ве не по­нра­ви­лась вам кра­со­та этой жен­щи­ны и ее на­ряд?». Они мол­ча­ли. То­гда Нонн про­дол­жал: «А я мно­го­му на­учил­ся от нее. Она по­ста­ви­ла сво­ей це­лью нра­вить­ся лю­дям и, как вы ду­ма­е­те, сколь­ко ча­сов упо­тре­би­ла она на укра­ше­ние се­бя, на за­бо­ту, чтобы по­ка­зать­ся кра­си­вее дру­гих жен­щин в гла­зах сво­их по­чи­та­те­лей! На Страш­ном су­де ею осу­дит нас Гос­подь, по­то­му что мы, имея на Небе бес­смерт­но­го Же­ни­ха, пре­не­бре­га­ем со­сто­я­ни­ем сво­ей ду­ши. С чем мы пред­ста­нем пе­ред Ним?».

При­дя в го­сти­ни­цу, свя­той Нонн стал усерд­но мо­лить­ся о спа­се­нии Пе­ла­гии. В сле­ду­ю­щее вос­кре­се­ние, ко­гда Нонн со­вер­шал Бо­же­ствен­ную ли­тур­гию, Пе­ла­гия, вле­ко­мая та­ин­ствен­ной си­лой, впер­вые при­шла в храм. Бо­го­слу­же­ние и про­по­ведь свя­то­го Иоан­на о Страш­ном су­де так по­тряс­ли ее, что она при­шла в ужас от сво­ей греш­ной жиз­ни. При­дя к Нон­ну, она изъ­яви­ла же­ла­ние кре­стить­ся, но не бы­ла уве­ре­на, по­ми­лу­ет ли ее Гос­подь: «Гре­хи мои мно­го­чис­лен­нее пес­ка мор­ско­го, и не до­станет во­ды в мо­ре, чтобы омыть мои сквер­ные де­ла». Доб­рый пас­тырь уте­шил ее на­деж­дой на ми­ло­сер­дие Бо­жие и кре­стил ее.

Став хри­сти­ан­кой, Пе­ла­гия со­бра­ла свое иму­ще­ство и при­нес­ла Нон­ну. Нонн же ве­лел раз­дать его ни­щим, го­во­ря: «Пусть бу­дет ум­но по­тра­че­но ху­до со­бран­ное». Несколь­ко дней спу­стя Пе­ла­гия, пе­ре­одев­шись в муж­скую одеж­ду, уда­ли­лась из го­ро­да. По­шла она в Иеру­са­лим и здесь при­ня­ла мо­на­ше­ский по­стриг. Ее при­ня­ли за юно­шу. Устро­ив се­бе кел­лию на Еле­он­ской го­ре, она за­тво­ри­лась в ней и ста­ла ве­сти су­ро­вую мо­на­ше­скую жизнь в по­ка­я­нии, по­сте и мо­лит­ве. Жи­те­ли окрест­ных мест счи­та­ли ее за ино­ка Пе­ла­гия, ев­ну­ха. По­сле несколь­ких лет, до­стиг­нув вы­со­ких ду­хов­ных да­ро­ва­ний, инок Пе­ла­гий скон­чал­ся при­бли­зи­тель­но в 457 го­ду. При по­гре­бе­нии об­на­ру­жи­лось, что по­чив­ший инок – жен­щи­на.

С детства я слышал выражение «фома неверующий». Так с упреком говорили о ком-то, кто не верит вполне достоверным известиям. Был даже такой стишок про пионера Фому, который никому не верил, в том числе людям, которые предупреждали об опасности, а в итоге его съел крокодил. В общем, Фома был символом упорного неверия. Тогда я ничего не знал об апостоле, по имени которого пошло это выражение, а когда узнал лучше, понял, что он являет что-то совсем другое.

В евангельском повествовании достаточно людей, которые выражают неверие и требуют доказательств. Господь отказывает им. Фома требует доказательств — и их получает. Почему?

Потому что неверие бывает очень разным. Бывает так, что человек не смеет верить — для него Благая Весть слишком блага, слишком хороша, чтобы быть правдой: «Оно, конечно, было бы замечательно: Любящий Бог, Готовый простить, утешить и даровать вечную жизнь, но это все утешительные фантазии, а в реальности — потерянность, бессмыслица, боль и смерть». Бывает другое неверие: когда Благая Весть и не кажется благой, и человек настаивает, как Антихрист у Соловьева: «Не воскрес! Не воскрес! Сгнил, сгнил в земле!» Весть о том, что Иисус есть Господь и Спаситель, кажется ему страшно неудобной, неприятной, глубоко огорчительной — и он яростно хочет, чтобы это было неправдой. Такой человек, как и евангельские фарисеи, требует знамений именно затем, чтобы их не получить. Он не собирается верить в любом случае.

Неверие Фомы — именно первого типа. Фома выглядит пессимистом. В горестные, сокрушительные вести он верит сразу и без испытаний, в радостные — нет. Когда Господь говорит о том, что будет убит, апостолы просят дать сесть по правую и по левую сторону от Него во славе — как будто совершенно не понимая, о чем идет речь.

И из всех учеников, насколько мы можем видеть из текста, только двое верят Его словам прямо и буквально. Иуда, который начинает искать себе возможности покинуть эту опасную (и обреченную) группу и заодно поправить свои финансовые дела, и Фома, который через некоторое время говорит: «Пойдем и мы умрем с ним» (Иоан.11:16).

Он сразу верит в смерть — и сомневается в Воскресении, но он не уходит и не предает. Он готов пойти и умереть с Иисусом. Не ожидая победы, не ожидая славы, не ожидая вообще ничего хорошего. Просто, раз уж Господу надлежит умереть, надо идти и умереть с Ним. Это тоже вера — но не радостная уверенность в победе, а готовность хранить верность и следовать за Господом Иисусом куда угодно, даже ясно видя впереди смерть.

В сказке К.С. Льюиса «Серебряное Кресло» Лужехмур отвечает колдунье, правящей в подземном мире:

«Может, и правда все, что вы тут говорили. Не удивлюсь. Лично я из тех, кто всегда готов к худшему. Так что не стану с вами спорить. Но все-таки одну вещь я должен сказать. Допустим, мы и впрямь увидели во сне или придумали деревья, траву, солнце, луну и звезды и даже самого Аслана. Допустим. В таком случае вынужден заявить, что наши придуманные вещи куда важнее настоящих. Предположим, что эта мрачная дыра — ваше королевство — и есть единственный мир. В таком случае он поразительно жалкий! Смешно. И если подумать, выходит очень забавно. Мы, может быть, и дети, затеявшие игру, но, выходит, мы, играя, придумали мир, который по всем статьям лучше вашего, настоящего. И потому я за этот придуманный мир. Я на стороне Аслана, даже если настоящего Аслана не существует. Я буду стараться жить, как нарниец, даже если не существует никакой Нарнии. Так что спасибо за ужин, но если эти двое джентльменов и юная леди готовы, то мы немедленно покидаем ваш двор и побредем через тьму в поисках Надземья. Этому мы и посвятим свою жизнь. И даже если она будет не очень долгой, то потеря невелика, если мир — такое скучное место, каким вы его описали».

Апостол Фома всегда готов к худшему: Христос не воскрес, жены мироносицы бредят, апостолы — вслед за ними, но он не предает и не уходит. Фома — и это очень важно отметить — остается с учениками. Поэтому его неверие — совсем другого рода, чем неверие фарисеев.

И Христос отвечает на сомнения Фомы — Он является ему лично. И Фома немедленно восклицает: «Господь мой и Бог мой!»

Господь отвечает ему словами: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (Иоан. 20:29).

Иногда люди говорят: «У меня нет веры», имея в виду примерно то, что у них нет радостного переживания присутствия Божия, ликующей уверенности в том, что Христос воистину воскрес… Они вообще легко впадают в пессимизм. Но пример Фомы показывает, что там, где человек совершает выбор быть со Христом, следовать за Ним, оставаться с Его учениками, даже если никакой уверенности нет — Христос Сам приходит, чтобы дать ему веру. И блаженство таких людей особенно велико, когда они решают веровать, не видев.

Сергей Худиев

Святая Харитина жила в Киликии около 303 года, в правление императора Диоклетиана. Она была служанкой человека по имени Клавдий. Узнав, что Харитина христианка, комит Дометий написал ее господину, чтобы тот отправил служанку к нему для допроса. Клавдий не сомневался в исходе испытания и, удрученный мыслью о том, что лишится Харитины, надел власяницу и горько плакал. Но христианка, исполненная радостной уверенности учеников Господних, утешила его такими словами: «Мой господин, радуйся, а не скорби, ибо я буду принесена Богу как достойная жертва за мои и твои грехи». Клавдий ей отвечал: «Раба Божия, помяни меня в Царстве Небесном», – и повел к комиту.

Представ перед его судом, юная дева без всякого волнения отважно исповедала Христа. Чтобы опозорить Харитину, ее коротко остригли, но Божественной силой у нее тотчас вновь выросли пышные волосы. Тогда палачи сняли кожу с головы святой и приложили к ней пылающие угли, затем вонзили ей в грудь раскаленные вертела и факелами сожгли бока, после чего бросили в море, привязав к шее тяжелый камень.

Однако Харитина чудесным образом была освобождена и вновь явилась перед наместником, чтобы показать, насколько христианская вера сильнее всех пыток, которые он способен изобрести. Тиран приказал вырвать ей зубы и подвергнуть новым истязаниям, а потом велел отдать святую на поругание, отправив в блудилище. Но святая попросила Господа избавить ее от этого испытания – и в тот же миг душа Харитины отошла к Богу.

Святые мощи мученицы, брошенные в море, были чудом вынесены на берег. Их взял и предал погребению Клавдий.

Память 17 октября

Святой Петр жил на рубеже VII–VIII веков и был родом из города Капитолии. Он восхищал всех мудростью и умом. Петр женился и имел трех сыновей. Но поскольку его любовь к Богу была сильнее любви к семье, он расстался с женой и стал монахом. Затем епископ Бостры, против воли Петра, рукоположил его в пресвитера.

Тяжело заболев в возрасте шестидесяти лет, Петр сокрушался, что мученический венец может миновать его. Тогда, созвав именитых мусульман, он вместо обещанного завещания пламенно исповедовал перед ними христианскую веру и закончил резкими обличениями ислама. Против всякого ожидания Петр выздоровел и, все больше стремясь приобщиться к славе мучеников, начал ревностно проповедовать, осуждая заблуждения мусульман на улицах и в общественных местах. Мусульмане Капитолии составили донос, который послали Омару, сыну халифа Валида I.

При встрече с чиновником, посланным допросить его, Петр выказал такую же решимость, как и раньше, и поэтому был брошен в темницу. В это время халиф заболел и созвал в Дамаск своих детей. Пользуясь случаем, Омар изложил отцу дело христианского священника. Валид приказал немедленно привести обвиняемого. Боясь не увидеть больше своего священника, христиане Капитолии объединились и следовали за ним часть пути.

Как только Петр прибыл во дворец халифа, Омар призвал его и предложил выбирать между жизнью и смертью. Святой отвечал пылко и живо, недвусмысленно дав понять, что желает смерти, так что разгневанный Омар немедленно отослал его к отцу. Халиф объявил святому, что тот волен считать Иисуса Христа Богом, но называть пророка Мухаммеда отцом лжи непозволительно. Петр ответил таким образом, что халиф отказался от дальнейшего суда и объявил приговор, выбрав изощренно жестокую казнь.

10 января 715 года святой мученик был привезен обратно в Капитолию и выставлен перед всем народом. В первых рядах зрителей находились его сын и дочь, которых для этого заставили покинуть кельи, где они жили с детства. Следуя приказам халифа, палач вырвал мученику язык. На другой день он отсек ему стопу и кисть руки. В воскресенье, при еще большем стечении народа, он отрезал святому Петру другую стопу и другую кисть, затем ослепил его, вслед за этим распял возле монастыря, в который тот поместил своих дочерей и рядом с которым и умер, пронзенный тремя ударами копья.

Воины стерегли тело святого в течение пяти дней, после чего сожгли и бросили останки в ближайший речной поток и даже вымыли с осторожностью всякий предмет, который мог коснуться святых мощей, чтобы помешать верующим воздавать им почитание.