Святитель Андрей Критский оставил глубокий след в православном предании и как великий святой, и как богослов, и как замечательный песнописец и гимнограф.

О нем известно сравнительно немного. Родился он около 660 года. Происходил из Палестины. В молодости отрекся от мира и ушел в лавру святого Саввы. Затем оказался в Константинополе, где исполнял должность орфанотрофа, то есть надзирателя за сиротскими домами. На этой должности он прославился своей деятельной благотворительностью и милосердием. Около 712 года он стал епископом Крита. Житие сообщает, что именно благодаря его молитве остров Крит был спасен от арабского нашествия. Отошел святитель ко Господу около 740 года. Память святителя Андрея Критского совершается 4 июля.

Его перу принадлежит ряд проповедей на Господские и Богородичные праздники и на другие случаи. Для своего времени он явился выдающимся и красноречивым проповедником. Но наибольшую известность он стяжал как гимнограф – творец стихир и канонов. Вопреки мнению М. Скабаллановича, не он первый стал писать полные каноны, (есть более ранние каноны VI–VII веков, дошедшие до нас в переводе на грузинский язык в сборнике «Иадгари»), однако он является первым известным автором полных канонов, дошедших до нас на греческом языке.

Он начал свою гимнографическую деятельность с трипеснцев, которые он составил на все дни Страстной седмицы, кроме субботы; раньше они пелись на утрени от понедельника до пятницы, потом к ним присоединились трипеснцы, составленные святителем Космой Маиумским, а потом произведения Космы вытеснили трипеснцы святителя Андрея на повечерие. Святитель Андрей написал полные каноны, до сих пор используемые в богослужении: Великий, на Лазареву субботу, неделю жен-мироносиц, преполовение Пятидесятницы, Рождество Богородицы. Им созданы также ныне не употребляемые каноны на неделю ваий, на Пасху, Богоявление, Сретение, Воздвижение, мученику Трофиму (23 июля), мученикам Маккавеям (1 августа). Особенность всех упомянутых канонов – наличие второй песни канона, основанной на скорбной и грозной песни Моисея из Второзакония (гл. 32), большое количество тропарей, а в конце Троичен (тропарь, посвященный Святой Троице) и Богородичен (тропарь Пресвятой Богородице).

Для святителя Андрея характерен особый стилистический почерк, особая система образов, нередко уходящих в раннехристианскую палестинскую архаику, например образ ребр Христовых как чаши (Великий канон, песнь 4); его стиль, сжатый, строгий и учительный, его простой язык узнаются сразу.

Святитель Андрей Критский наиболее известен своим Великим, или Покаянным, каноном. Существует мнение, что первоначально это был лишь ряд тропарей без ирмосов и без Богородичнов и лишь позднее Иосиф Песнописец оформил его. Современные знания о палестинской гимнографии показывают, что эта точка зрения неверна. Великий канон изначально целостное произведение, поздними являются только тропари, посвященные самому Андрею Критскому и Марии Египетской (хотя, судя по житию, написанному святителем Софронием Иерусалимским, ее память могла праздноваться достаточно рано), все остальное принадлежит святому Андрею. Самая ранняя рукопись, в которой засвидетельствован Великий канон (с несколько иным порядком тропарей и более кратким их составом), – исследованная нами Студийская Триодь середины – второй половины IX века, Р.A.И.К. 109, хранящаяся в Библиотеке Академии Наук в Санкт-Петербурге. В этой рукописи канон присутствует на своем первоначальном месте в богослужении Великого поста – на утрени четверга 5-й седмицы Великого поста (так называемее Стояние Марии Египетской). Лишь позднее он появляется еще и на повечерии первых четырех дней 1-й седмицы.

Канон представляет собой пронзающий душу сердечный плач праведника о грехах. Самое начало: «Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний? кое ли положу начало… нынешнему рыданию» (песнь 1), – настраивает душу на скорбь и покаяние, к «уязвлению сердца».

Творец канона оплакивает не только себя, но и все согрешившее человечество. Он припоминает все прегрешения, все грехопадения – от Адама до Нового Завета; ветхозаветные примеры в каноне составляют его большую часть – восемь песен. Святитель Андрей не просто вспоминает о грехе праотцев, он их переживает как будто собственные: «Первозданнаго Адама преступлением поревновав, познах себе обнаженна от Бога…» (песнь 1).

Преступления праотцев становятся прообразами страстей, мучающих человека: «Вместо Евы чувственныя мысленная ми бысть Ева, во плоти страстный помысл» (песнь 1). Или другой пример: «Кому уподобилася еси, многогрешная душе? токмо первому Каину и Ламеху оному, каменовавшая тело злодействы и убившая ум безсловесными стремленьми» (песнь 2: «Видите, видите»). Здесь святой Андрей следует святому Максиму Исповеднику, для которого Каин – «приобретение, закон плоти», восстающий на Авеля, то есть на ум, сообразно символическому толкованию, и убивающий его. Вот что пишет преподобный Максим в «Амбигвах» (вопрос 49): «И если бы блаженный Авель соблюл это и не вышел вместе с Каином на поле, то есть не вышел до достижения бесстрастия на равнину естественного созерцания, то Каин, сущий и именуемый законом плоти, не восстал бы и не убил бы его».

Если святитель Андрей вспоминает в каноне примеры ветхозаветной и новозаветной праведности, то, прежде всего, для того, чтобы укорить свою душу за леность и за греховность и призвать ее к подражанию, например: «Иосифа праведнаго и целомудреннаго ума подражай, окаянная и неискусная душе, и не оскверняйся безсловесными стремленьми, присно беззаконнующи» (песнь 5).

Канон представляет собой широкую историческую панораму, в которой начертается история человеческого греха и человеческой праведности, отвержения Бога и Его принятия. Содержание канона глубоко христоцентрично, в каждой песни встречаются проникновенные обращения ко Христу, например: «Да будет ми купель кровь из ребр Твоих, купно и питие, источившее воду оставления, да обоюду очищаюся, помазуяся и пия, яко помазание и питие, Слове, животочная Твоя словеса» (песнь 4). Единственный путь очищения для святителя Андрея – во Христе, через трезвение, подвиг, через деяние – к видению Божества.

Великий канон святителя Андрея, безусловно, основывается на мощном святоотеческом фундаменте, в нем прочитываются цитаты из святителя Мелитона Сардского, святого Ефрема Сирина, святителей Григория Богослова и Григория Нисского, святого Максима Исповедника. И заслуга святителя Андрея Критского в том, что он смог синтезировать их опыт и запечатлеть его в каноне.

Иногда в околоцерковных кругах можно услышать мнение, что якобы святитель Андрей Критский пережил сам все те грехопадения, о которых он пишет в каноне, иначе он не смог бы о них повествовать с такой силой и убедительностью. Мало что может быть смешней и кощунственней такого суждения! Святой потому и святой, что чувствует себя величайшим грешником, не будучи таковым на деле; посещения Божественной благодати делают самые малые пятна на его совести ужасными и отвратительными для него, и самые малые свои проступки он оплакивает как великие грехопадения. А приведенное выше околоцерковное мнение – это своеобразное отражение пошленькой житейской псевдо-мудрости: «Надо все испытать самому, чтобы понять». Отнюдь не обязательно…

То, что нам дано в Покаянном каноне святителя Андрея Критского, является библейским, церковным, подлинно вселенским опытом покаяния, уязвления сердца, мучительного совлечения с себя ветхого, мертвого человека и облечения в нового Адама, во Христа Иисуса, Господа нашего, Которому слава во веки.

Диакон Владимир Василик

Собор святых славных и всехвальных 12-ти Апостолов Христовых является древним праздником.

Святая Церковь, чествуя каждого из 12-ти апостолов в разное время года, с давних времен установила общее празднование им на следующий день после памяти славных и первоверховных апостолов Петра и Павла (+ ок. 67).

Святой благоверный царь Константин Великий (306 — 337) построил в Царьграде храм во имя святых Двенадцати апостолов.

Указания на совершение этого празднования встречаются в IV веке.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Мы празднуем сегодня день святых апостолов Петра и Павла. Один их них, Петр, был апостолом среди евреев; Павел пронес Евангелие Христово среди язычников. Они собой представляют как бы два полюса церковной деятельности того времени — обращение всех: израильского народа, в котором родился Христос, и всего остального мира.

Когда мы думаем о святых, мы всегда думаем о их величии; они нам представляются, как гиганты, как герои духа. Мы можем вдохновиться их героизмом, но часто нам кажется, что нам до них так далеко, что мы не можем никаким образом уподобиться им. И, поэтому полезно иногда вспомнить, что эти святые, даже апостолы, были людьми, такими, как другие люди: со слабостями, делали ошибки, оказывались не на высоте того, что мы в них видим сейчас, после того, как они уже совершили весь свой земной путь.

Подумайте об апостоле Павле: один из величайших проповедников Евангелия, который всю свою жизнь и всю свою смерть отдал, без остатка, на проповедь. Но с чего началась его жизнь? Он шел из Иерусалима в Дамаск, чтобы начать там преследование христиан, которое уже началось в Иерусалиме. И на пути в Дамаск он встретился лицом к лицу с воскресшим Христом, поклонился Ему, и стал верующим христианином, и никогда не мог забыть двух полюсов этой своей веры: Креста и Воскресения. Креста, на котором был распят Спаситель, и Воскресения, которое его включило в сонм Христовых свидетелей.

Вспомним и об апостоле Петре. На Тайной Вечере, когда Христос говорил, что Его все вскоре по страху оставят, Петр вызвался: Нет! Если и все Тебя оставят — я Тебя не оставлю… Ты ли Меня не оставишь? — ответил ему Христос. — Прежде чем петух пропоет, ты трижды отречешься от Меня… И до того, как это случилось,- потому что это действительно случилось — в Гефсиманском саду, когда Христос ожидал Своей смерти и просил трех Своих самых близких учеников: Петра, Иоанна и Иакова, с Ним провести несколько часов этого внутреннего борения перед смертью, Петр, как и два другие, побежденные тоской, холодом, усталостью, ночью, заснул. Три раза приходил Христос в надежде, что Его друзья вместе с Ним проводят эту страшную ночь, — трижды Он застал их спящими.

А позже? Позже, когда взяли Христа, когда повлекли Его на неправедный, на жуткий суд, Петр последовал издали и вошел во двор архиерейского дома, где судили его Учителя, его Господа. И когда к нему подошли с вопросом: Не ты ли был с Ним в саду? — когда обратили внимание на то, что и он говорит на наречии Галилеи, из которой пришли ученики со Спасителем, он трижды клятвой отрекся: Не знаю я этого человека — Он мне чужд, Он мне ничто…

Вот с чего началось. И Павел, и Петр проявили такую человеческую хрупкость, какую все мы проявляем при случае. Но в какой-то момент Павел встретил живого воскресшего Христа; Петр снова оказался лицом к лицу со своим Учителем, Который ему поставил вопрос. Не вопрос о том, как он мог его предать, изменить Ему, а другой вопрос, может быть, более глубинный, более страшный: Петр! любишь ли ты Меня?.. Трижды Христос задал ему этот вопрос, трижды Петр от сердца и правдиво ответил: Да, Господи! Я Тебя люблю. Ты всё знаешь — т.е. Ты знаешь и мою измену, и мою слабость, и мой страх, всё знаешь — но Ты знаешь, что я Тебя люблю… И с этого дня его душа никогда не поколебалась; он остался верным до конца, т.е. до мученической смерти.

Вот чему мы можем научиться от Христовых учеников, от апостолов Петра и Павла: сила Божия в немощи совершается. Это говорит Спаситель Павлу, и к нам обращено это слово: сила Божия в немощи совершается — только отдай свою совесть, душу, посвяти их правде, истине, Богу, любви, и в твоей немощи проявится вся несокрушимая Божия сила. Аминь.

После славного мученичества святых бессребреников Кира и Иоанна (память 31 января) благочестивые христиане спрятали их тела в церкви святого Марка из страха, что язычники осквернят их. Через много лет, около 412 года, в правление Феодосия Младшего, святитель Кирилл Александрийский (память 9 июня) со слезами молил Господа открыть ему путь для борьбы с остатками язычества, в особенности с почитанием Исиды Целительницы в Менуфисе близ Канопа[1]. Тогда ему явился ангел, велел перенести туда мощи святых мучеников Кира и Иоанна и положить их в церкви святых евангелистов, построенной неподалеку от языческого капища.

Святитель тотчас собрал клир и народ, рассказал о видении и сам возглавил торжественную процессию, к которой присоединились почти все жители Александрии. Когда христиане вошли в церковь святого Марка и открыли забытую гробницу святых мучеников, они обрели их мощи нетленными и сияющими благодатью Святого Духа. Их возложили на колесницу и с торжественными песнопениями, свечами и каждением понесли в Менуфис. Сразу же от святых мощей стали происходить чудеса: больные исцелялись, из одержимых исходили бесы, слепые обретали зрение, расслабленные вставали на ноги, подобно тому как это было во времена земной жизни Спасителя. Когда мощи были положены в церкви святых евангелистов, бес, обитавший в капище Исиды, устрашился и бежал, а языческие жрецы, видя эти чудеса, пали в ноги архиепископу и просили крестить их.

Со временем заброшенное капище было занесено песком, а церковь святых бессребреников привлекала все больше паломников, приходивших со всех концов империи молить святых о помощи. Вокруг церкви для них были построены многочисленные гостиницы, но больные обычно проводили ночь у гробницы святых, к которой прикладывались. Они также помазывались маслом из горевшей над ней лампады и пили воду из источника, протекавшего снаружи. Бесчисленные чудеса произошли здесь благодаря заступничеству святых бессребреников[2], которые нередко являлись больным во сне или наяву и открывали средство, которое исцелит их.

Приблизительно в конце IV века в одном из египетских монастырей подвизался святой Пафнутий. Однажды ему пришла мысль пойти вглубь пустыни, чтобы найти там людей Божиих и получить от них благословение. Через четыре дня пути запасы пищи у него кончились , и святой упал от истощения. Явившийся ангел укрепил его и 14 дней вел по пустыне. Все это время святой Пафнутий оставался без пищи.

Вдруг он увидел человека, страшного видом, нагого и покрытого шерстью, как животное. Из одежды незнакомец носил только опоясание, сделанное из ветвей деревьев. Человек был похож на труп, так его плоть была истощена аскезой, а белые как снег волосы спускались до земли. Пафнутий испугался его вида и спрятался. Незнакомец же обратился к нему, назвав по имени. Когда они обменялись святым целованием, отшельник рассказал Пафнутию историю своей жизни.

Он был сыном персидского царя. Родители вымаливали его у Бога в течение долгих лет. После рождения сына царь получил откровение от Господа крестить мальчика с именем Онуфрий и тотчас отнести в египетский монастырь, чтобы посвятить Богу. Лань, питавшая младенца по дороге, кормила его молоком и в монастыре, пока ему не исполнилось 3 года.

В прекрасной общине ребенок рос в страхе Божием и любви ко всем заповедям. Он без конца слышал, как превозносят отшельников, которые, соперничая с пророком Илией и святым Иоанном Крестителем, живут в пустыне ради одного Бога и всецело стремятся к будущему блаженству, а не к человеческому утешению. Тогда Онуфрий возгорелся неутолимым желанием им подражать.

Ночью он покинул монастырь. На дороге святому явился ангел-хранитель, окруженный блистающим светом, и пообещал помогать ему до самой смерти. Ангел довел монаха до пещеры, где жил старый отшельник Ермий. Он в течение нескольких дней учил Онуфрия пустынному житию, а потом отвел к месту его будущих подвигов. Там росла пальма и бил источник чистой воды. Впоследствии старец приходил к Онуфрию раз в год вплоть до своей блаженной кончины.

В этом месте святой Онуфрий 60 лет без устали вел духовную брань против природы, плотской немощи и бесов. Он терпел зной, ночной и зимний холод, голод и болезни, чтобы получить блага, обещанные Богом тем, кто Его возлюбил. И Господь никогда не оставлял святого без Своей помощи. Когда одежда отшельника совсем превратилась в лохмотья, по воле Божией все его тело покрылось волосяным покровом, который защищал Онуфрия от сурового климата. Ангел каждый день приносил ему хлеб.

На вопрос Пафнутия, как причащаются пустынники, старец ответил, что каждое воскресенье ангел Божий приносит им святое причастие, которое дарует отшельникам духовное утешение и силы продолжать подвиги. «Оставив всякое мирское попечение, чтобы посвятить себя единому Богу, мы не чувствуем, – сказал он, – ни голода, ни жажды, ни какой иной скорби. И когда один из нас с тоской желает снова увидеть людей, ангелы показывают ему рай. При виде наполняющего его Божественного света подвижник забывает все свои труды и страдания и с возросшей ревностью возвращается к подвигам».

Потом Онуфрий отвел гостя в свою келью, где они продолжили беседу до вечера. Там Пафнутий увидел хлеб, посланный для них Богом. Подкрепившись, они провели всю ночь в молитве.

Утром Онуфрий открыл гостю, что пришло его время отправиться в Небесное отечество, а Пафнутий был послан Богом, чтобы позаботиться о его могиле. Старец приказал ему вернуться к людям и научить их пустынному житию, чтобы они по мере своих сил могли ему подражать. Когда он, помолившись, лег на землю, его лицо просияло светом горнего мира, и то место наполнилось благоуханием. Раздались удары грома и разверзлось небо, чтобы пропустить все ангельское воинство, пришедшее забрать душу старца. Посреди этого праздничного лика был слышен голос Христа, призывавший душу Своего служителя достичь блаженства.

Когда святой Пафнутий проливал обильные слезы над телом подвижника и недоумевал, как вырыть могилу в иссушенной почве, пришли два льва и выкопали ров, в котором он похоронил тело святого Онуфрия.

Вернувшись в Египет, Пафнутий свидетельствовал, что плотские люди действительно могут в этом мире вести жизнь, подобную ангельской. Святой Пафнутий богоугодно провел остаток дней и в мире почил, чтобы присоединиться к сонму праведников.

Мы собрались сегодня, братие, для духовного празднования в честь святого благоверного князя Александра Невского. Но многие ли вполне отчетливо сознают, в чем состоит смысл и значение этого празднования? Одни, например, при мысли о праздновании сем вспоминают прежде всего о том, что святой благоверный князь Александр Невский сам побеждал врагов нашего отечества, а потому, думают они, доселе к нему следует обращаться с молитвою более всего о том, чтобы он споборствовал нашему отечеству в бранях и ныне. Другие, вспоминая, что святой благоверный князь Александр занимался государственно-общественной деятельностью, склонны сосредоточивать все внимание на этой стороне его деятельности. Но многие ли знают о том, что лежало в самой основе жизни и деятельности святого благоверного князя?

Если мы приведем себе на память, что более верою и молитвою, чем воинством, побеждал святой благоверный князь врагов своих, подготовляясь к победе молитвою, постом и причащением Святых Тайн, если вспомним, что, имея всю возможность и множество поводов на княжеском престоле угождать себе самому, святой благоверный князь предпочитал быть отцом для граждан своего отечества, миловать нищих, вдов и сирот, что он, скончав земной подвиг, несенный им ради блага отечества, преимущества княжеского достоинства легко сменил на схиму, — то нам будет ясно, что жизнь святого благоверного князя являет в себе множество отблесков духовного образа того же самого «нового человека, который обновляется по образу Создавшего его» (Кол. 3, 10), каковой образ носили все вообще святые, в особенности же воплотили преподобные мужи, обитатели пустынь. У них научился многому святой благоверный князь Александр; у них учились и учатся, по крайней мере чрез писания их, едва ли не все общественные деятели, хранящие заповеди Христовы (например, привлекший особенную народную любовь святитель Иоанн Златоуст). О нашем долге уяснить себе черты этого духовного лика преподобных, напечатлеть их в умах и сердцах и по мере сил наших воплотить их в своей жизни — вот о чем напоминает нам ежегодное духовное празднование в честь святого благоверного князя Александра.

Услышав это, быть может, кто-либо подумает: «Неужели же и ныне нужно идти в пустыни, чтобы учиться у преподобных?» Конечно, пустыня есть истинное и лучшее училище для желающих жить по духу Христову, ибо там более всего заботятся, всю жизнь свою посвящают тому, чтобы воплотить в себе образ Христов. У преподобных мужей должны бы были учиться и современные люди жизни духовной, ибо существо духовной христианской жизни одно во всех святых, так как нет особой религии для князей, для священников, мирян, воинов и различных общественных деятелей. Но если жизнь современного человечества слишком далека от того, чтобы увидеть в пустыне училище жизни, то обратимся к тому, что ближе нам, обратимся хотя бы к нашим писателям, которые являются для нашего общества главными руководителями мысли и даже жизни, и посмотрим, не найдем ли мы и у них сознательного или хотя бы невольного преклонения пред величием духовного лика преподобных и не отблеск ли этого лика в их духовном образе, отразившийся на художественном таланте этих писателей, увеличил силу общественного их влияния?

Не будем говорить о таких писателях, как Гоголь и Достоевский, Глеб Успенский, из которых первый с великим благоговением прелонялся пред религиозным идеалом жизни (смотреть особенно «Переписку с друзьями»), так что последние годы жизни его за неумеренное будто бы преклонение пред религиозным идеалом даже представляются многими в мрачном свете, а второй как бы переродился в каторге от чтения Библии, в своих писаниях проводил чисто христианский идеал и сам в Петербурге, в церкви Знамения Пресвятой Богородицы, нередко молился на коленях со слезами, третий причислял святителя Тихона Задонского и ему подобных к истинной народной интеллигенции («Власть Земли»).

Не будем останавливаться и на Льве Толстом, который не хочет признать ни науки, ни искусства самих по себе, если они отрешаются от религии; который говорит (в самообольщении, конечно), что живет единственно для Бога, для исполнения, как он выражается, воли Того, Кто послал его в мир. Остановимся на тех писателях, любимых нашим обществом, у которых, кажется, менее всего можно встретить преклонение пред подвижниками религиозного идеала.

Так, Салтыков-Щедрин говорит, что Евангелие возбудило в нем много совершенно новых мыслей: «Оно посеяло в сердце моем зачатки общечеловеческой совести и вызвало из недр моего существа нечто устойчивое, свое, благодаря которому господствующий жизненный уклад уже не так порабощал меня… Я вышел из состояния прозябания и начал сознавать себя человеком. Право на это сознание я переносил и на других. Доселе я ничего не знал ни об алчущих, ни о жаждущих и обремененных, а видел только людские особи, сложившиеся под влиянием несокрушимых порядков вещей; теперь эти униженные и оскорбленные встали предо мною, осиянные светом, и громко вопияли о прирожденной несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков».

Лесков любил молиться наедине, крестился, когда выходил из дома, и в объяснение этого говорил: «Крест напоминает Того, Кто пострадал на нем… Поминать Христа следует чаще, чем мы это делаем». Лесков говорил, что «хочется ему скорее перейти в иной мир», где будет «лучше». «Дух мой растет и крепнет. Он уже теперь (пред смертью) освобождается от земной оболочки и рвется более совершенным к Творцу вселенной. Это моя религия.,. без религии нет и нравственности… нельзя нравственность создавать без религии: на чем вы ее оснуете?..»

Чехов не любил положительно и определенно высказываться о Боге и вообще о вопросах религиозной жизни. Но и он с заметным сочувствием останавливается в произведении «Мужики» на событии, когда по селу носили Живоносную. Это событие было истинным праздником в селе, все испытывали особенное возвышенное настроение, увидели, что еще не порвана окончательно связь земли с небом и возможно просвещение оттуда земной непроглядной жизни деревни.

В другом произведении («Моя жизнь») Чехов говорит: «В самом деле, были (в жизни мужиков) и грязь, и пьянство, и глупость, и обманы, но при все том, однако, чувствовалось, что жизнь мужицкая в общем держится на каком-то крепком, здоровом стержне. Каким бы неуклюжим зверем ни казался мужик, идя за своей сохой, и как бы он ни дурманил себя водкой, все же, приглядываясь к нему ближе, чувствуешь, что в нем есть то нужное и очень важное, чего нет, например, в Маше (дочери инженера) и в докторе (Благово), а именно: он верит, что главное на земле правда и что спасение его и всего народа в одной лишь правде, и потому больше всего на свете он любит справедливость».

Наконец, Горький, хотя многих из своих героев выводит безрелигиозными и даже восстающими против Бога, но и он останавливается пред существованием в человеке совести, не замолкающей даже на крайней ступени падения человека (рассказ «Тоска»), говорит, что «человек всюду носит в себе Бога… Я пришел снизу, со дна жизни, оттуда, где грязь и тьма, где человек еще полузверь, где вся жизнь — только труд ради хлеба… но и там сверкают на солнце неоцененные алмазы великодушия, ума и героизма, и там есть любовь и красота… в крупицах, в малых зернах, да! — но есть». Не говорим уже о таких типах, как Лука странник («На дне»), в которых Горький еще более приближается к народному идеалу истинного человека.

Итак, если чтимые нашим обществом писатели или сознательно, невольно преклоняются пред религиозным идеалом Евангелия, пред народным идеалом, а этот последний есть идеал преподобных, то пусть и из нас никто не считает религию лишь одною из числа тех обязанностей, которые исполнить требуется общественными приличиями или необходимостью; пусть религия, вера во Христа будет для нас действительно тем, чем всегда сознательно или хотя невольно признавали ее и лучшие наши писатели, то есть основою нашей жизни, глубочайшим жизненным нервом, управляющим всеми ее движениями.

Приложим заботу к тому, чтобы хотя изредка, хотя временами сердце наше согревалось для любви к Богу, во время молитвенных собраний и в различных случаях жизни приходило оно в умиление! И как вера святого благоверного князя Александра и других святых «побеждала мир» (1 Ин. 5, 4), так пусть побеждает она и в нас «мир» со страстями его, да одушевляет на подвиги любви и на исполнение заповедей Христовых! Аминь.

Священномученик Фаддей (Успенский)

В Николо-Тихвинской обители братия Голосеевского монастыря во главе с Преосвященнейшим епископом Исаакием молитвенно почтили память святителя Николая, Мирликийского Чудотворца, который является Небесным покровителем обители.

Увидеть фотографии Вы сможете по ссылке.

Мы сегодня празднуем праздников праздник, торжество из торжеств, Воскресение Христово — победу жизни, победу любви, победу Божией веры в человека, победу надежды над отчаянием. Мы празднуем тысячами по лицу всея земли и ликуем, что воистину воскрес Господь.

Когда Бог творил человека, Он ему предложил Свою жизнь, вечную, Божественную жизнь. Человек изменил Богу, изменил своему призванию, убил себя и присудил Бога в плоти к смерти… По любви Сын Божий стал Сыном человеческим; по любви Он умер нашей смертью, и победой Креста Он дает нам жизнь вечную. Но эта жизнь нам не дается просто, чтобы мы ею наслаждались: она нам дается как дар, которым мы должны делиться так же великодушно, так же щедро, как Бог делится Своей жизнью. Воскресши от гроба, Спаситель Христос сказал Своим ученикам: Как Меня послал Отец, так и Я вас посылаю… И эти ученики, перед тем испуганные, прячущиеся, дрожащие от страха за свою временную жизнь, вышли на страшную, опасную жизнь, жизнь гонений, жизнь распятий, жизнь растерзания, жизнь убийства. Они вышли с вестью о любви Божией, и вышли бесстрашно, потому что в них ликовала, торжествовала вечная жизнь, которую им дал Бог.

Разве этот источник теперь иссяк? Разве нет в нас этой вечной жизни? Разве можем мы бояться, что кто-нибудь отнимет у нас жизнь, свободу, то, чем мы дорожим, когда у нас в сердцах, в уме, в душе и даже — приобщенностью нашей воскресшему Христу — в плоти нашей есть вечность?.. Итак, выйдем в мир вновь, победоносно пронесем через этот мир весть о том, что Бог этот мир любит, любит до смерти, что Бог верит в каждого человека. Пронесем весть о том, что мы, Божии люди, мы, Христовы, верим в Бога и, как Он, вместе с Ним, верим в человека. И внесем в этот мир, порой такой страшный, надежду, которую он так легко теряет, любовь, которая так легко иссякает, радость, свет, тепло. Аминь!

Мы шли к этому празднику сорокадневным постом. Зима прошла — весеннее ликование, Божия весна, ветер Пасхи дует нам в лица. «Пришел час, — говорит Господь, — прославиться Сыну Человеческому», но прославление Его будет через смерть. Так написано, и так подобает пострадать Христу и войти в славу Свою. Крест становится скипетром царским силы Христовой, оружием победы, знамением спасения, поклонением всех царств, славою всех народов.

Мы стоим в храме с цветущими вербами и горящими свечами, и все человечество стоит во Святом Граде, приветствуя торжественно входящего в Иерусалим Царя Славы, постилая перед Ним свои одежды. Для иудейских властей, которые ненавидят Его, Он — вне закона, и ничто не может поколебать их решимости убить Его. Все это знают, неужели этого не знает Господь? Он, Который всею жизнью Своей, начиная с рождения, с бегства в Египет, учит нас рассудительности и осторожности, идет сегодня в самую середину опасности, чтобы быть увиденным всеми, ибо пришел час Его. И это есть восхождение всепревозмогающей любви, и это есть призыв любви ко всем, кто видит Его, прежде конца. И для всех нас сегодня пришел этот час.

«Царство Мое не от мира сего, — говорит Господь, — если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня» (Ин. 18, 36). Не идея, не символ, не славное прошлое, не земное великое будущее — а Тот, Кто живой, Кто живет в твоем сердце. И от избытка сердца говорят уста: «Осанна в вышних! Господи, спаси же! Мы погибаем! Благословен Грядый во имя Господне!» Даже тех, кто ждет от Него только земной победы, не оставляет Господь. Он Кровь Свою любовью прольет за этот народ, прежде чем отделить Себя от этого народа.

Среди всех этих рук, поднятых в приветствии, какая рука поднимется, чтобы ударить Его? Среди рук, которые бросают цветы, какая из них бросит в Него камень? Среди этих криков радости, какие из них станут криками, требующими Его смерти?

Как на Тайной Вечери молится, восходя к смерти, Господь: «Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною» (Ин. 17, 24). Свидетели славы Его сегодня, будут ли они мучениками завтра? Как следовать за Агнцем всюду, говорит святой Димитрий Ростовский, не будучи самому агнцем? Скоро у Церкви будет своя Страстная Седмица, и не избежать из нас никому страстных своих дней.

Путь Евангелия — Царский путь, испытанный поколениями христиан, освященный святыми, путь, по которому мы дерзаем сегодня идти. Этот путь не проходит через самоуспокоенность и отступничество, не усыпан цветами, вернее, (что это я говорю!) — весь усыпан цветами, как сегодняшний путь Христа. Но за каждым цветочком — шипы, как гвозди, которые могут пробить ладони и ноги. Райское цветение, заря дня, который сотворил Господь.

«Бог Господь и явися нам: составите праздник» (Пс. 117, 27). И дети, и грудные младенцы восклицают: «Осанна в вышних!» Может быть, обычно невозможно для грудных так восклицать, но разве это обычный день?

«Если не будете, как дети, — говорит Господь, — не войдете в Царство Небесное». Только смиренные и простые сердца могут видеть истину, которая сокрыта от мудрых и разумных. Мытари и блудницы предваряют их, и, когда один из мытарей в толпе воздыхает: «Боже, милостив буди мне грешному!» — все херувимы воздают славу Иисусу Христу со Отцем Безначальным и Духом Всесвятым и Животворящим. И как разбойник благоразумный, еще не взятый, и еще не распятый, я кричу: «Помяни меня, Господи! Не забудь и меня, когда придешь во Царствие Твое!» Где, когда, в каком далеком будущем это Царство наступит? Через неделю, среди ликования Пасхи, — говорит Господь, — ты будешь со Мною в раю.

Когда Господь обесчещен всеми, и когда Он — соблазн для всех, дай мне, Боже, быть верным! Жизнь — быть со Христом, куда бы Он ни пошел, ибо где Христос — там Царство. Пусть зло достигает последнего предела, пусть крушение жизни, того, что Богом сотворено, идет на глазах, и сатана похваляется, что человечество становится грехами своими на его сторону, — мы не обманем ожиданий Господа. И наша радость будет царственной, потому что Царь Израилев входит в Небесный Иерусалим.

Царь Израилев входит в Иерусалим Небесный, и мы будем народом святых. Мы будем народом детей — и значит, пророков; народом нищих — и значит, царей; народом милосердия — и значит, вечного веселия; народом, еще убиваемым и уже прославленным. Народом молитвы, света, хвалы — Его народом.

Протоиерей Александр Шаргунов

Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами.
Лк. 1, 28

Благовещение – это день благой вести о том, что нашлась во всем мире людском Дева, так верующая Богу, так глубоко способная к послушанию и к доверию, что от Нее может родиться Сын Божий. Воплощение Сына Божия, с одной стороны, дело Божией любви – крестной, ласковой, спасающей – и Божией силы; но вместе с этим воплощение Сына Божия есть дело человеческой свободы. Святитель Григорий Палама говорит, что Воплощение было бы так же невозможно без свободного человеческого согласия Божией Матери, как оно было бы невозможно без творческой воли Божией. И в этот день Благовещения мы в Божией Матери созерцаем Деву, Которая всем сердцем, всем умом, всей душой, всей Своей крепостью сумела довериться Богу до конца.

А благая весть была поистине страшная: явление ангела, это приветствие: «Благословенна ты в женах, и благословен плод чрева Твоего» не могли не вызвать не только изумления, не только трепета, но и страха в душе девы, не знавшей мужа – как это могло быть?..

И тут мы улавливаем разницу между колеблющейся – хотя и глубокой – верой Захарии, отца Предтечи, и верой Божией Матери. Захарии тоже возвещено, что у его жены родиться сын – естественным образом, несмотря на ее преклонный возраст; и его ответ на эту весть Божию: Как же это может быть? Этого не может случиться! Чем Ты это можешь доказать? Какое заверение Ты мне можешь дать?.. Божия матерь ставит вопрос только так: Как это может случиться со мной – я же дева?.. И на ответ ангела, что это будет, Она отвечает только словами полной отдачи Себя в руки Божии; Ее слова: Се, Раба Господня; буди Мне по глаголу твоему…

Слово «раба» в теперешнем нашем словоупотреблении говорит о порабощенности; в славянском языке рабом себя называл человек, который свою жизнь, свою волю отдал другому. И Она действительно отдала Богу Свою жизнь, Свою волю, Свою судьбу, приняв верой – то есть непостижимым доверием – весть о том, что Она будет Матерью воплощенного Сына Божия. О Ней праведная Елизавета говорит: Блаженна веровавшая, ибо будет Ей реченное Ей от Господа…

В Божией Матери мы находим изумительную способность довериться Богу до конца; но способность эта не природная, не естественная: такую веру можно в себе выковать подвигом любви к Богу. Подвигом, ибо отцы говорят: Пролей кровь, и примешь дух… Один из западных писателей говорит, что воплощение стало возможным, когда нашлась Дева израильская, Которая всей мыслью, всем сердцем, всей жизнью Своей смогла произнести Имя Божие так, что Оно стало плотью в Ней.

Вот благовестие, которое мы сейчас слышали в Евангелии: род человеческий родил, принес Богу в дар Деву, Которая была способна в Своей царственной человеческой свободе стать Матерью Сына Божия, свободно отдавшего Себя для спасения мира. Аминь.

Митрополит Антоний Сурожский

Тропарь праздника

Днесь спасения нашего главизна, и еже от века таинства явление; Сын Божий Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует. Темже и мы с ним Богородице возопиим: радуйся, благодатная, Господь с Тобою!

«Ныне начало нашего спасения и обнаружение тайны, которая предуставлена была прежде всех веков: Сын Божий – Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует. Поэтому и мы с ним Богородице воскликнем: радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!»

Кондак праздника

Взбранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная воспесуем Ти раби Твои, Богородице, но яко имущая державу непобедимую, от всяких нас бед свободи, да зовем Ти: радуйся, Невесто Неневестная.

«Тебе, высшей Военачальнице, избавившись от бед, мы, недостойные рабы Твои, Богородица, воспеваем победную и благодарственную песнь. Ты же, как имеющая силу непобедимую, освобождай нас от всяких бед, чтобы мы взывали к Тебе: радуйся Невеста, в брак не вступившая!»