Вопрос о том, кто из апостолов займет место по правую руку Христа, возник еще до крестных страданий Спасителя. Сам Христос решил его так: «Кто хочет быть первым, тот пусть будет последним из всех и всем слугой» (Мк. 9: 35). Несмотря на это, отдельные христиане претендовали на высший авторитет в общинах единоверцев и в подкрепление претензий именовали себя: мы – Петровы или мы – Павловы. Похоже, они властно обозначали свое преемство: «Мы напрямую связаны с верховным апостолом. Старший из нас является его полномочным представителем. Даст Бог, станет и его преемником. Мы посмотрели, как живет ваша община, выслушайте же наши нарекания и распоряжения». Подобные инциденты разрушали единство церковной общины, и апостол Павел решительно выступил против: «Разве разделился Христос? Разве Павел распялся за вас?» (1 Кор. 1: 13).

Апостолы Христовы понимали свою власть главным образом как служение. Их великое служение привлекало множество помощников. Рядом с апостолом Петром трудился евангелист Марк, рядом с Павлом – Лука. Помогал первоверховному Павлу и святой Тимофей. В свое первое миссионерское путешествие апостол Павел обратил Тимофея к вере Христовой. На второе и третье миссионерское путешествие Тимофей уже содействовал Павлу в деле проповеди. Первоверховный апостол поставил его епископом и назначил окормлять значительные церковные общины. Ему вручены были от апостола два именных послания. В посланиях к Тимофею ясно прозвучала забота апостола о церковном преемстве. Эти послания – одновременно верительная грамота и череда поручений, практических наставлений[1].

Мы читаем 1-е послание Тимофею и видим перед собой руководство к действию. Всматриваемся во 2-е послание, и перед нами разворачивается завещание великого апостола. Адресовано оно тому, кто становится преемником Павла в его служении. Первоверховный апостол предупреждает, что дальше Тимофею нужно с Божией помощью управляться самому: «Ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое. Ибо я уже становлюсь жертвою[2], и время моего отшествия настало» (2 Тим. 4: 5-6). Трудиться на земле апостолу Павлу уже совсем немного; заключенный под стражу за проповедь, он все больше живет грядущим днем Господним. Потому во 2-м послании от апостола Павла значится не обещание приехать к Тимофею, но просьба, чтобы Тимофей поспешил к Павлу (2 Тим. 4: 9).

А дальше очень личное и скорбное: «Димас оставил меня… и пошел в Фессалонику, Крискент в Галатию, Тит в Далматию; один Лука со мною. Тихика я послал в Ефес… При первом моем ответе никого не было со мною, но все меня оставили. Да не вменится им! Господь же предстал мне и укрепил меня, дабы через меня утвердилось благовестие… И избавит меня Господь от всякого злого дела и сохранит для Своего Небесного Царства» (2 Тим. 4: 10-18). Если бы мы прочли одни лишь сетования «узника Христова» на то, что сотрудники оставили его в трудные дни, это было бы по-человечески понятно. Однако апостол язычников, движимый Христовым смирением, добавил молитву: да не вменится в грех тем, кто оставил его! И еще: скорби узника сменились радостью, Господь дал ему утешение, наполнил силой мужественно выдерживать страдания и благовествовать.

Павловы строки отчетливо напоминают стихи псалмов: «Ближние мои отдалеча мене сташа… ищущи злая мне, глаголаху суетная… Вмале не пролияшася стопы моя… аз же незлобою ходих, Господи, избави мя». По неложному слову Библии, горечь тленной жизни Господь растворяет небесной радостью. Священное Писание исключительно реалистично, не обходит стороной страдания верующей души, но, прямо говоря о страдании, Дух Божий подает надежду, утешает, укрепляет[3]. Вот святой Павел готовится к близкому исходу и, тем не менее, усиленно заботится о своем служении, дает распоряжения о доставке нужных ему книг (2 Тим. 4: 13). Так сила Божия в немощи совершается.

Получивший утешение от Господа святой узник Павел в конце послания просит Тимофея приветствовать братьев и сестер, с которыми они вместе потрудились на благовестии. Потом опять звучит нотка печали. Правда, несколько иначе: «Ераст остался в Коринфе; Трофима же я оставил больного в Милите. Постарайся придти до зимы. Приветствуют тебя Евбул… и все братья. Господь Иисус Христос со духом твоим» (2 Тим. 4: 20-22). Среди драгоценных апостольских слов, бережно сохраненных Тимофеем, дважды повторяется до боли пронзительная просьба: чадо, приходи скорее!

Всем сердцем первоверховный апостол любил Тимофея и перед казнью надеялся увидеть возлюбленного духовного сына. А ведь рядом с Павлом были близкие по духу люди – из Римской Церкви, из духовных чад апостола. Что и говорить, сам евангелист Лука помогал своему наставнику в тяготах подконвойной жизни. Но, видимо, отношения с апостолом Тимофеем складывались какие-то совсем особые. К Тимофею апостол Павел обращался как к своему любимому чаду[4]. Глубокий знаток Писания владыка Кассиан (Безобразов) видел в святом Тимофее преемника апостола Павла по пастырскому служению[5]. Так слагалась золотая цепь апостольского преемства.

Диакон Павел Сержантов

Говорят, блаженная Ксения, проведшая многие дни своей жизни на Смоленском кладбище, часто ходила среди могил, повторяя странную фразу: «Кровь! Сколько крови!» Теперь нам понятен смысл этих слов. России предстояло умыться кровью, напиться крови, захлебнуться кровью в ходе революционного эксперимента, проведенного с планетарным размахом. Обычно о чем-то страшном, что пришлось пережить, люди говорят: «Это не должно повториться». Всматриваться в трагедии тяжело, разбираться в причинах и следствиях страшно. Лучше вот так, в порыве секундного ужаса, отвернуться от темы, тряхнуть головой, словно отгоняя страшное сновидение, и сказать: «Это не должно повториться».

Должно или не должно, это не нам решать. Если у исторического явления есть глубокие причины и если причины эти не то что не устранены, но даже не осознаны, то явление просто обречено на повторение. Вернее, люди обречены на повторное переживание однажды разразившейся беды. Вывод простой: хочется или не хочется, нравится или не нравится, но всматриваться в собственные трагедии и анализировать их придется.

Если в XVIII столетии святой человек предвидел потоки крови, имевшие пролиться в столетии XX-м, то дело ведь не только в прозорливости святого человека. Дело также и в тех исторических ошибках, которые, наслаиваясь и накапливаясь, готовы со временем слепиться в ком и, сорвавшись с горы, расплющить все, что на пути попадется. Мы не видим цельной картины мира. Наш взгляд выхватывает дробные его части, и сердце питается не ощущением целого, а осколками бытия. Поэтому в повседневности мы не способны ни на прозорливость, ни на глубокое предчувствие. Те же люди, которые вникали в глубинную суть процессов, почти в один голос предупреждали о грозовых тучах, собирающихся над Отечеством. Итак, урок номер один. История – не фатальный, заранее предсказанный процесс. Это живая ткань, образованная сцеплением свободно действующих воль. На историю можно и нужно влиять. А там, где она «вдруг» являет свой звериный облик и начинает пожирать ничего плохого не ждавших обывателей, – там обыватели виновны. Не потрудились, значит, распознать признаки времени, не потрудились и усилия приложить в нужном направлении.

Из всех виновных в революции, а как следствие – братоубийственной войне, репрессиях, гонении на Церковь, пока что названо только одно действующее лицо – интеллигенция. Она сама облегчила поиск виновных, поскольку слова осуждения прозвучали именно из уст ее лучших, прозревших посреди несчастий представителей. Интеллигенции ставится в вину ее безбытность, оторванность от народной жизни, филантропическая мечтательность. «Русскими быть перестали, западными людьми так и не сделались. Жар сердца истратили на влюбленность в чужую социальную мечту». Подобные «филиппики» в адрес профессуры, писателей и ученых можно продолжать и продолжать. Слова эти справедливы.

Революция стала плодом мысленного заблуждения, плодом уверования в ложь. А в любом народе функция переработки идей, различения добра и зла в области ума принадлежит не всем вообще, но представителям интеллигенции в первую очередь. Но справедливым будет заметить, что не на одной интеллигенции лежит тяжесть исторической ответственности.

Церковь Русская, то есть люди, ее составлявшие и наполнявшие, так ли уж свободны от ответственности? Неужели мы вправду думаем, что дело все в масонском заговоре, кознях германской контрразведки, пломбированном вагоне и прочем? Я лично так не думаю. Сама церковная жизнь наша в общих чертах несколько долгих столетий повторяла ошибки, свойственные интеллигенции. Вот слова человека, которого нельзя обвинить в нелюбви к Родине и в незнании ее истории: «Богословская наука была принесена в Россию с Запада. Слишком долго она оставалась в России чужестранкой. Она оставалась каким-то инославным включением в церковно-органическую ткань. Превращалась в предмет преподавания, переставала быть разысканием истины или исповеданием веры. Богословская мысль отвыкла прислушиваться к биению церковного сердца. И у многих верующих создавалась опасная привычка обходиться без всякого богословия вообще, заменяя его кто чем: Книгою правил, или Типиконом, или преданием старины, бытовым обрядом или лирикой души. Душа вовлекается в игру мнимостей и настроений» (Флоровский Г. Пути русского богословия). Если уж церковное сознание отвлечено от трезвого пути отцов в сторону «мнимостей и игры настроений», то кто способен будет противостать мысленным соблазнам и разукрашенной лжи?!

Церковь боролась за истину и противостояла лжи, видела надвигающуюся беду и предупреждала верных чад. Но делалось это не в стройном порядке и не единым фронтом. Борцы были похожи, скорее, на одиноких защитников Брестской крепости, воевавших до конца, и умирали за истину. Иногда их встревоженный голос и их подчеркнутое одиночество были до неразличимости подобны близкому к отчаянию одиночеству ветхозаветных пророков. Те кричали во весь голос и приходили в ужас от того, что их не понимали. Было подобное и в нашей истории.

Ну, а потом пришла беда. Пришла вначале так, что всем казалось: стоит завтра проснуться, и все будет по-старому. Но просыпались – а лучше не становилось. Становилось хуже, и уже боялись ложиться спать, а, уснувши, не хотели просыпаться.

Смерть стала привычной, голод стал обыденным, в человеке уже трудно было признать существо, сотворенное «по образу и подобию Бога». И полилась кровь. Мы далеки от мысли, что все убиенные и замученные святы. Голгофа убеждает нас в этом. Два злодея, одинаково наказанных за одинаковые злодеяния, висят по обеим сторонам от Безгрешного Иисуса. Оба рядом с Мессией, оба в муках заканчивают жизнь. Казалось бы, их загробная участь должна быть одинакова. Но вместо этого одному обещано в сей же день быть со Христом в раю, а другой вынужден разрешиться от тела и продолжить муку, теперь уже только душевную.

Само по себе страдание не спасает. И «если кто подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2: 5). За Христа страдали не все. Кто-то страдал за свои грехи, кто-то платил за свои ошибки, многим пришлось платить за чужие ошибки и за чужие, столетиями накопившиеся грехи. Разобраться в этом хитросплетении судеб нам не дано – не под силу. Бог один знает все. Мы же, не зная все о всех, знаем многие имена людей, действительно умерших за Господа: тех, кто перед расстрелом молился; кто терпеливо переносил ссылки и тюрьмы; кто не озлобился; кто и по смерти жив и совершает чудеса. Это великая княгиня Елисавета, до последнего вздоха перевязывавшая раны тем, кто вместе с ней был сброшен в шахту под Алапаевском. Это Киевский митрополит Владимир, благословивший убийц пред своим расстрелом. Это архиепископ Фаддей, утопленный палачами (!) в выгребной яме. Это еще многие сотни и тысячи священников, монашествующих и мирян, с чьими жизнеописаниями стоит знакомиться, ибо они – мученики Господни, и знакомиться долгие годы, ибо много их.

Им во многом было тяжелее, чем мученикам древности. Те часто жили в ожидании гонений, внутренне готовились к ним, как к вполне реальному, а то и неизбежному исходу земной жизни. Наши же страдальцы в большинстве случаев и представить не могли, что их православное Отечество станет одним большим концлагерем, а некоторые еще вчера верующие соседи – палачами и предателями.

В войне немалую роль играет фактор внезапности. Обескуражить противника, напасть неожиданно почти всегда означает смять его ряды, обратить его в бегство. В духовной войне законы те же. Лукавый долго готовился и внезапно напал. Но смял и обратил в бегство далеко не всех. Даже те, кто не верил в катастрофу, не был к ней приготовлен, быстро избавились от иллюзий, поправили фитили в светильниках и приготовились к смерти.

***

«Вот ты попал в руки врага, – писал Сенека Луцилию, – и он приказал вести тебя на смерть. Но ведь и так идешь ты к этой цели!»

Красивая мысль, с которой трудно спорить. К смерти нужно готовиться всю жизнь. Только вот есть у красивых мыслей свойство улетучиваться при приближении настоящей боли, реальной угрозы, подлинного страдания. Да и народ наш, прошедший через огненное испытание, вовсе не принадлежал к школе стоиков, равно как и к любой другой философской школе. У терпения и мужества нашего народа иные корни – евангельские. Отсюда же та неистребимость народной жизни, которая неизменно возрождалась после жестоких испытаний до сих пор и обещает надежду на полнокровное бытие в будущем. Именно память о новомучениках и молитвенное общение с ними способны сообщить Русской Церкви особенную глубину и мудрость, необходимые для творческого решения проблем, стоящих перед лицом современности.

Мы представляем себе их лица на пожелтевших фотографиях, когда читаем в Писании о тех, что «замучены были, не приняв освобождения, дабы получить лучшее воскресение; другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу; были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча» (Евр. 11: 35–37).

***

В отношении новомучеников можно совершить две страшные ошибки. Первая именуется преступным забвением, при котором никто особо не помнит о трагическом прошлом и живет так, словно ничего не случилось. Вторая ошибка более опасна, поскольку более похожа на истину. Назовем ее так: превозношение чужими заслугами. Это когда мы недрожащим голосом гордо заявляем, что, дескать, велика наша вера и Церковь наша велика (между строк подразумевается, что и сами мы велики), раз такие испытания пережили и перетерпели.

Почитание новомучеников не должно мешать оставаться вопросу: да как же это все могло произойти в православной стране?!

Это почитание должно совершаться с содроганием при мысли о величине страданий и масштабе гонений.

И еще один вопрос должен звучать коли не вслух, так в совести: а мы сегодня все ли правильно делаем? Не ждет ли и нас очередное огненное испытание? Ошибки наши не придется ли омывать своей кровью тем, кто придет после нас?

И лишь после того, как вопросы эти прозвучали, мнится мне, можно порадоваться. Ибо мы «приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех – Богу, и к духам праведников, достигших совершенства» (Евр. 12: 22–23).

Протоиерей Андрей Ткачев

Святитель Николай, архиепископ Мирликийский, Чудотворец

Тропарь
глас 4
Правило веры и образ кротости,/ воздержания учителя/ яви тя стаду твоему/ Яже вещей Истина./ Сего ради стяжал еси смирением высокая,/ нищетою богатая,/ отче священноначальниче Николае,/ моли Христа Бога,// спастися душам нашим.

Кондак
глас 3
В Мирех, святе, священнодействитель показался еси,/ Христово бо, преподобне, Евангелие исполнив,/ положил еси душу твою о людех твоих/ и спасл еси неповинныя от смерти./ Сего ради освятился еси,// яко великий таинник Божия благодати.

Величание

Величаем тя, Cвятителю отче наш Николае, и чтим святую память Твою, Ты бо молиши о нас Христа Бога нашего.

Слово под праздник святителя Николая

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Мы празднуем сегодня день смерти святителя Николая Чудотворца. Какое это странное совмещение слов: праздник о смерти… Обычно, когда кого-нибудь застигнет смерть, мы тоскуем и плачем об этом; а когда умрет святой — мы об этом ликуем. Как же это возможно?

Возможно это только потому, что когда умирает грешник, у остающихся тяжело лежит на сердце чувство, что настало время разлуки, хотя бы временной. Как бы ни была крепка наша вера, как бы надежда нас ни окрыляла, как бы мы ни были уверены в том, что Бог любви никогда окончательно не отделит друг от друга тех, которые любят друг друга хоть несовершенной, земной любовью — все-таки остается грусть и тоска о том, что мы не увидим в течение долгих лет лица, выражения глаз, светящихся на нас лаской, не прикоснемся к дорогому человеку благоговейной рукой, не услышим его голоса, доводящего до нашего сердца его ласку и любовь…

Но наше отношение к святому не совсем таково. Даже те, кто был современником святых, уже при их жизни успели осознать, что, живя полнотой небесной жизни, святой не отделился от земли при жизни, и что когда он телом почиет, он все равно останется в этой тайне Церкви, соединяющей живых и усопших в едино тело, в един дух, в едину тайну вечной, Божественной, победившей все жизни.

Умирая, святые могли сказать, как Павел говорил: я подвигом добрым подвизался, веру сохранил; теперь готовится мне награда вечная, теперь я делаюсь сам жертвоприношением…

И вот это сознание – не головное, а сознание сердца, живое чувство сердца о том, что святой не может от нас отлучиться (так же как от нас не отлучается ставший для нас невидимым Христос воскресший, так же как не отсутствует невидимый нам Бог), вот это сознание позволяет нам радоваться в день, когда, как говорили древние христиане, человек родился в вечную жизнь. Он не умер – а родился, вошел в вечность, во весь простор, во всю полноту жизни. Он – в ожидании новой победы жизни, которой мы все чаем: воскресения мертвых в последний день, когда уже все преграды разделения падут, и когда мы возликуем не только о победе вечности, но о том, что Бог и временное вернул к жизни – но во славе, новой сияющей славе.

Один из древних отцов Церкви, святой Ириней Лионский говорит: « Слава Божия – это человек, до конца ставший Человеком…» Святые являются такой славой для Бога; глядя на них, мы изумляемся тому, что Бог может совершить над человеком.

И вот, мы радуемся в день смерти того, кто на земле был небесным человеком, а войдя в вечность, стал для нас предстателем и молитвенником, не отлучившись от нас, оставаясь не только таким же близким, становясь еще более близким, потому что мы делаемся близкими друг другу по мере того, как делаемся близкими, родными, своими Живому Богу, Богу любви. Радость наша сегодня так глубока! Господь на земле пожал, словно зрелый колос, святителя Николая. Теперь он торжествует с Богом, на небесах; и как он любил землю и людей, умел жалеть, сострадать, умел окружить всех и встретить каждого изумительной ласковой, вдумчивой заботой, так и теперь он молится о нас всех, заботливо, вдумчиво.

Когда читаешь его жизнь, поражаешься, что он не только о духовном заботился; он заботился о каждой человеческой нужде, о самых скромных человеческих нуждах. Он умел радоваться с радующимися, он умел плакать с плачущими, он умел утешить и поддержать тех, кому нужно было утешение и поддержка. И вот почему народ, мирликийская паства его так полюбила, и почему весь христианский народ так его чтит: ничего нет слишком ничтожного, на что он не обратил бы внимание своей творческой любви. Нет ничего на земле, что казалось бы недостойно его молитв и недостойно его трудов: и болезнь, и беднота, и обездоленность, и опозоренность, и страх, и грех, и радость, и надежда, и любовь – все нашло живой отклик в его глубоком человеческом сердце. И он нам оставил образ человека, который является сиянием Божией красоты, он нам в себе оставил как бы живую, действующую икону подлинного человека.

Но оставил он нам ее не только для того, чтобы мы ликовали, восхищались, изумлялись; он нам оставил свой образ для того, чтобы мы от него научились, как жить, какой любовью любить, как забывать себя и помнить бесстрашно, жертвенно, радостно всякую нужду другого человека.

Он нам оставил образ и того, как умирать, как созреть, как встать перед Богом в последний час, отдав Ему душу радостно, словно возвращаясь в отчий дом. Когда я был юношей, мой отец мне раз сказал: научись в течение твоей жизни так ожидать смерть, как юноша трепетно ожидает прихода своей невесты… Вот так ждал и святитель Николай часа смертного, когда раскроются смертные врата, когда падут все узы, когда вспорхнет душа его на свободу, когда ему дано будет лицезреть Того Бога, Которому он поклонялся верой и любовью. Так и нам дано ждать — ждать творчески, не ждать оцепенело, в страхе смерти, а ждать с радостью того времени, той встречи с Богом, которая нас сроднит не только с Живым Богом нашим, со Христом, ставшим человеком, но и с каждым человеком, потому что только в Боге мы делаемся едины…

Отцы Церкви нас призывают жить страхом смертным. Из столетия в столетие мы эти слова слышим, и из столетия в столетие мы их превратно понимаем. Сколько людей живет страхом того, что вот-вот наступит смерть, и за смертью – суд, а за судом – что? Неизвестно. Ад? Прощение?.. Но не об этом страхе смертном говорили отцы. Отцы говорили о том, что если бы мы помнили, что через мгновение можем умереть, как бы мы спешили делать все добро, которое мы еще можем успеть сделать! Если бы мы думали постоянно, трепетно о том, что стоящий рядом с нами человек, которому мы сейчас можем сделать доброе или злое, может умереть – как бы мы спешили о нем позаботиться! Не было бы тогда никакой нужды, ни большой, ни малой, которая превосходила бы нашу способность жизнь посвятить человеку, который вот-вот умрет.

Я уже сказал нечто о своем отце; простите – я скажу еще одно личное. Моя мать три года умирала; она это знала, потому что я это сказал ей. И когда смерть вошла в нашу жизнь, она жизнь преобразила тем, что каждое мгновение, каждое слово, каждое действие – потому что оно могло быть последним – должно было быть совершенным выражением всей любви, всей ласки, всего благоговения, которые между нами были. И вот три года не было мелочи и не было крупных вещей, а было только торжество трепетной, благоговейной любви, где все сливалось в великое, потому что и в одном слове можно заключить всю любовь, и в одном движении можно выразить всю любовь; и это должно быть так.

Святые это понимали не только по отношению к одному человеку, кого они любили особенно ласково и на протяжении каких-то малых лет, на которые у них хватало духа. Святые умели так жить в течение целой жизни, изо дня в день, из часа в час, по отношению к каждому человеку, потому что в каждом они видели образ Божий, живую икону, но – Боже! – порой такую оскверненную, икону такую изуродованную, которую они созерцали с особенной болью и с особенной любовью, как мы созерцали бы икону, затоптанную в грязь перед нашими глазами. А каждый из нас грехом своим затаптывает в грязь образ Божий в себе.

Подумайте над этим. Подумайте над тем, как славна, как дивна может быть смерть, если только мы проживем жизнь, как святые. Они – подобные нам люди, отличающиеся от нас только смелостью и горением духа. Если бы мы подобно им жили! И как богата могла бы быть для нас память смертная, если вместо того, чтобы называться, на нашем языке, страхом перед смертью, она была бы постоянным напоминанием, что каждое мгновение есть и может стать дверью в вечную жизнь. Каждое мгновение, исполненное всей любовью, всем смирением, всем восторгом и крепостью души, может распахнуть время к вечности и нашу землю сделать уже местом, где явлен рай, местом, где живет Бог, местом, где мы едины в любви, местом, где все дурное, мертвое, темное, грязное побеждено, преображено, стало светом, стало чистотой, стало Божественным.

Дай нам Господь вдуматься в эти образы святых, и не друг друга, даже не себя спрашивать о том, что же делать, а обратиться прямо к ним, к этим святым, из которых некоторые были поначалу разбойниками, грешниками, людьми страшными для других, но которые сумели величием души воспринять Бога и вырасти в меру возраста Христова. Станем их спрашивать… Что с тобой случилось, отче Николае? Что ты сделал, как ты раскрылся силе Божественной любви и благодати?.. И он нам ответит; он своей жизнью и своей молитвой сделает для нас возможным то, что нам кажется невозможным, потому что сила Божия в немощи совершается, и все нам доступно, все нам возможно в укрепляющем нас Господе Иисусе Христе.

Аминь.

Слово, произнесенное на всенощной под праздник святителя Николая, 18 декабря 1973 г., в храме его имени, что в Кузнецах (Москва)

Митрополит Сурожский Антоний

Источник: сайт pravoslavie.ru (18.12.2011 г.)

Введение во храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии

В праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы начинают петь: «Христос раждается», приготовляя верующих к достойному сретению праздника Рождества Христова. Поняв это внушение и действуй по нему. Углубись в таинство воплощения Единородного Сына Божия, взойди до начала его в предвечном совете Божием о бытии мира и человека в нем, усмотри отражение его в сотворении человека, радостно встреть первое о нем благовестие тотчас по падении, проследи разумно постепенное его раскрытие в пророчествах и прообразах ветхозаветных; уясни, кто и как приготовился к принятию воплощенного Бога, под влиянием Божественных воспитательных учреждений и действий, среди Израиля, — перейди, если хочешь, за пределы народа Божия, и там собери лучи света Божия, во тьме светящегося, — и сообрази, насколько избранные от всех народов дошли до предчувствия необыкновенного проявления Божеского смотрения о людях. Это будет мысленное приготовление. Но тут пост: соберись же поговеть, исповедуйся и причастись св. Христовых таин: это будет приготовление деятельное и жизненное. Если, вследствие всего этого, даст тебе Господь ощутить силу пришествия Своего во плоти — то, когда придет праздник, ты будешь праздновать его не из-за чуждой тебе радости, а из-за своей кровной.

Святитель Феофан Затворник.
Источник: сайт pravoslavie.ru

Тропарь
глас 4
Днесь благоволения Божия предображение/ и человеков спасения проповедание:/ в храме Божии ясно Дева является/ и Христа всем предвозвещает./ Той и мы велегласно возопиим:/ радуйся, смотрения// Зиждителева исполнение.

Кондак
глас 4
Пречистый храм Спасов,/ многоценный чертог и Дева,/ священное сокровище славы Божия,/ днесь вводится в дом Господень, благодать совводящи,/ Яже в Дусе Божественном,/ Юже воспевают Ангели Божии:// Сия есть селение Небесное.

Величание
Величаем Тя,/ Пресвятая Дево,/ Богоизбранная Отроковице,/ и чтим еже в храм Господень// вхождение Твое.

Казанская икона Божией Матери

Празднование в честь Казанской иконы Божией Матери происходит в память избавления Москвы и России от поляков в 1612 г.

Тропарь
глас 4

Заступнице усердная,/ Мати Господа Вышняго,/ за всех молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего,/ и всем твориши спастися,/ в державный Твой покров прибегающим./ Всех нас заступи, о Госпоже Царице и Владычице,/ иже в напастех, и скорбех, и в болезнех, обремененных грехи многими,/ предстоящих и молящихся Тебе/ умиленною душею и сокрушенным сердцем,/ пред пречистым Твоим образом со слезами,/ и невозвратно надежду имущих на Тя/ избавления всех зол./ Всем полезная даруй/ и вся спаси, Богородице Дево:// Ты бо еси Божественный покров рабом Твоим.

Кондак
глас 8

Притецем, людие, к тихому сему и доброму пристанищу,/ скорой Помощнице, готовому и теплому спасению, покрову Девы,/ ускорим на молитву и потщимся на покаяние,/ источает бо нам неоскудныя милости Пречистая Богородица,/ предваряет на помощь и избавляет от великих бед и зол// благонравныя и богобоящияся рабы Своя.

Молитва

Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Со страхом, верою и любовию пред честною иконою Твоею припадающе, молим Тя: не отврати лица Твоего от прибегающих к Тебе, умоли, Милосердая Мати, Сына Твоего и Бога нашего, Господа Иисуса Христа, да сохранит мирну страну нашу, Церковь же Свою святую непоколебиму да соблюдет и от неверия, ересей и раскола да избавит. Не имамы бо иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Пречистая Дево: Ты еси всесильная христиан Помощница и Заступница. Избави же и всех с верою Тебе молящихся от падений греховных, от навета злых человек, от всяких искушений, скорбей, болезней, бед и от внезапныя смерти; даруй нам дух сокрушения, смирения сердца, чистоту помышлений, исправления греховныя жизни и оставление прегрешений, да вси, благодарне воспевающе величия и милости Твоя, являемыя над нами зде на земли, сподобимся и Небеснаго Царствия и тамо со всеми святыми прославим пречестное и великолепое имя Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.

Величание

Величаем Тя,/ Пресвятая Дево,/ и чтим образ Твой святый,/ от него же истекает благодатная помощь// всем с верою притекающим к нему.

Покров Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии

Тропарь
глас 4
Днесь, благовернии людие, светло празднуем,/ осеняеми Твоим, Богомати, пришествием,/ и к Твоему взирающе пречистому образу, умильно глаголем:/ покрый нас честным Твоим Покровом/ и избави нас от всякаго зла,/ молящи Сына Твоего, Христа Бога нашего,// спасти души наша.

Кондак
глас 3
Дева днесь предстоит в церкви/ и с лики святых невидимо за ны молится Богу,/ Ангели со архиереи покланяются,/ апостоли же со пророки ликовствуют:// нас бо ради молит Богородица Превечнаго Бога.

Величание
Величаем Тя,/ Пресвятая Дево,/ и чтим Покров Твой святый:/ Тя бо виде святый Андрей на воздусе,// за ны Христу молящуюся.

Зачатие Предтечи и Крестителя Господня Иоанна

Тропарь
глас 4
Первее нераждающая неплоды, возвеселися,/ се бо зачала еси Солнца светильника яве,/ просвещати имуща всю вселенную, слепотою недугующую./ Ликуй, Захарие, вопия со дерзновением:// пророк Вышняго есть хотяй родитися.

Кондак
глас 1
Веселится светло Захария великий/ со всеславною Елисаветию сопружницею,/ достойно зачинающе Иоанна Предтечу,/ егоже Архангел благовести, радуяся,/ и человецы достодолжно почтим,// яко таинника благодати.

Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня

Тропарь
глас 1

Спаси, Господи, люди Твоя/ и благослови достояние Твое,/ победы на сопротивныя даруя// и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство.

Кондак
глас 4

Вознесыйся на Крест волею,/ тезоименитому Твоему новому жительству/ щедроты Твоя даруй, Христе Боже,/ возвесели нас силою Твоею,/ победы дая нам на сопостаты,/ пособие имущим Твое оружие мира,// непобедимую победу.

Величание

Величаем Тя,/ Живодавче Христе,/ и чтим Крест Твой святый,/ имже нас спасл еси// от работы вражия.

Застойник
глас 8

Величай, душе моя,// Пречестный Крест Господень. Таин еси, Богородице, рай,/ невозделанно возрастивший Христа,/ Имже крестное живоносное на земли насадися Древо./ Тем, ныне возносиму,// покланяющеся Ему, Тя величаем.

Рождество Пресвятой Богородицы

Тропарь
глас 4

Рождество Твое, Богородице Дево,/ радость возвести всей вселенней:/ из Тебе бо возсия Солнце Правды, Христос Бог наш,/ и, разрушив клятву, даде благословение,// и, упразднив смерть, дарова нам живот вечный.

Кондак
глас 4

Иоаким и Анна поношения безчадства/ и Адам и Ева от тли смертныя свободистася, Пречистая,/ во святем рождестве Твоем./ То празднуют и людие Твои,/ вины прегрешений избавльшеся,/ внегда звати Ти:// неплоды раждает Богородицу и Питательницу Жизни нашея.

Величание

Величаем Тя,/ Пресвятая Дево,/ и чтим святых Твоих родителей,/ и всеславное славим// рождество Твое.