Священномученик Иларион (в миру Владимир Алексеевич Троицкий) родился 13 сентября 1886 года в семье священника села Липицы Каширского уезда тогда Тульской губернии. Два его брата также пошли по пути служения Церкви: один из них – Даниил, архиепископ Брянский, другой, Алексий, после смерти отца стал священником, заняв его место. Они пережили святителя Илариона.

В 1906 году будущий святитель оканчивает Тульскую духовную семинарию и поступает в Московскую духовную академию. Уже тогда Владимир Троицкий, еще совсем молодой, 20-летний, внушал значительные надежды: при поступлении в академию он считался лучшим из поступающих.

У него были блестящие лингвистические способности: уже в академии он владел тремя древними языками – греческим, латынью и еврейским – и двумя новыми – немецким и французским. После окончания академии он совершенствовал английский язык, который позже активно использовал в своих научных трудах, изучая англоязычных авторов и ссылаясь на их работы.

По архивным документам мы видим, насколько блестяще проходило обучение будущего архиепископа: за лучшие семестровые сочинения, написанные на трех первых курсах, он получил премию митрополита Московского Макария. За отличное окончание первого курса был удостоен стипендии имени ректора МДА протоиерея А. Горского. В качестве награды за отличное обучение Владимир Троицкий был включен в паломническую группу, которая в 1908 году отправилась в Сербию, Болгарию, Турцию, Грецию и на Афон. Он посетил Константинополь, видел Святую Софию. Он размышлял о Византии. От Святой Софии его мысль обращалась к значению византийского идеала для современной России. «Идеал Православия – не прогресс, как на Западе, а преображение – им жили древние христиане», – напишет потом святитель Иларион.

В 1908 году были опубликованы его первые значимые научные работы; они были посвящены изучению и толкованию Священного Писания, в основном ветхозаветных текстов, но обращался он и к текстам Священного Писания Нового Завета. Наибольший интерес в этот ранний период представляют работы «Ветхозаветные пророческие школы» и «Основные начала ветхозаветного священства и пророчества». Пять лет назад, к 75-летию со дня преставления святителя Илариона, Сретенский монастырь издал трехтомник его сочинений, куда вошли и эти работы святителя. Сборник открывается большим предисловием, посвященным жизни святителя Илариона, а все статьи и работы сопровождены комментариями. Это весьма значимое издание. Ранее, поскольку статьи святителя были рассеяны по периодическим изданиям, выходившим до революции 1917 года, доступ к ним был затруднен. Сейчас эти преграды устранены.

В 1910 году Владимир Троицкий защитил кандидатскую диссертацию, которая была посвящена уже догматике и называлась «История догмата о Церкви». После окончания МДА в 1910 году он был оставлен здесь профессорским стипендиатом для подготовки к профессорскому званию. Он был лучшим выпускником академии за 50 предшествующих лет.

С 16 августа 1910 году он считается находящимся на учебно-духовной службе. В качестве поощрения за большой вклад в русскую богословскую науку (я напомню, что в это время святителю нет еще и 24 лет) он был удостоен премии имени митрополита Литовского Иосифа (Семашко) в размере 165 рублей. Кроме того, при соискании степени магистра богословия Владимир Троицкий освобождался от экзаменов и смог сосредоточиться на подготовке текста магистерской работы.

В августе 1911 года Владимир Троицкий был назначен исправляющим должность доцента по первой кафедре Священного Писания Нового Завета. Не было вакансий на других кафедрах, и он становится доцентом этой кафедры, хотя, как мы уже указали, к этому времени его основной интерес сосредоточен на догматике.

Через четыре года после посещения православных святынь Востока Владимир Троицкий отправился в Европу – на Запад. Ему очень хотелось, как пишет он в своих письмах, услышать дыхание Запада, услышать биение его сердца; он хочет сравнить Запад и Восток. Вот как он описывал, к примеру, свои впечатления от Кельнского собора: «И все вверх, все вверх. Когда я в первый раз близко подошел к собору, то почувствовал, будто меня кто тоже потянул вверх… Проходит некоторое время, и начинаешь чувствовать, что в этом прекрасном, художественно построенном храме чего-то недостает, и недостает чего-то существенного… здесь недостает Бога, недостает святости, недостает жизни».

В декабре 1912 года, возвратившись из поездки по Западной Европе, он защитил магистерскую диссертацию на тему «Очерки из истории догмата о Церкви» и был утвержден в звании доцента. К тому времени уже был заведен порядок, согласно которому к защите должна была быть опубликована книга.

Защита прошла блестяще. Правда, недавно было опубликовано и иное свидетельство о том, как проходила защита магистерской диссертации Владимира Троицкого, но, как и любые новые источники, это свидетельство требует критической оценки в контексте тех, которые уже известны. В выпуске 7 «Богословского вестника» помещены воспоминания Александра Волкова, бывшего Керженского епископа Павла, снявшего с себя сан. В своих воспоминаниях, написанных в 1950 году, он высказывает несколько несправедливых, на наш взгляд, упреков: он недоумевает по поводу того, почему Владимир Троицкий во время магистерского диспута не ответил на вопрос профессора Митрофана Дмитриевича Муретова, касающийся определения Церкви, хотя профессор явно указывал на определение «Церковь – Тело Христово», которое восходит к апостолу Павлу. Нет сомнений, что В. Троицкий знал это определение, хотя его собственное определение Церкви было несколько иным, но он помнил судьбу защиты Евгения Аквилонова, будущего протопресвитера, который защищал магистерскую диссертацию в Санкт-Петербургской духовной академии 1894 году: Аквилонов тогда не был утвержден Синодом в звании магистра именно потому, что настаивал на этом определении Церкви, говорил о Церкви как о «богочеловеческом организме». Члены Синода посчитали это определение новацией и отказались утвердить Аквилонова в магистерском звании. Только через два года, переписав работу и изменив ее название, Аквилонов защитился.

28 марта 1913 года исполнилось давнее желание Владимира Троицкого о принятии монашества. Понятно, почему он не дал монашеских обетов раньше: он посвящал все свои силы и время научному труду; теперь же, защитив диссертацию – диссертацию блестящую, до сих пор сохраняющую актуальность, – он мог всего себя отдать служению Церкви. В Параклитовой пустыни Троице-Сергиевой лавры состоялся монашеский постриг Владимира Троицкого. Его совершал учитель и наставник его епископ Феодор (Поздеевский), ректор МДА. (Хочется выговорить: «святитель Феодор». Думаю, он и будет канонизирован, когда рассеются те сомнения, которые вызваны недостаточно критическим восприятием его следственного дела 1937 года, которое во многом, по моему убеждению, недостоверно.)

Принимая монашество, Владимир Троицкий по сути отказывался ради Христа и Его Церкви от научной карьеры в академии. Об этом говорил владыка Феодор в речи на пострижение: «Я знаю и не хочу скрывать сейчас, в чем твоя жертва Христу. Ты искушался и, быть может, теперь еще искушаешься любовью к той школе, которой ты служишь, и чувством опасаешься, как бы иночество не лишило тебя этой школы. Но что такое академия без Христа?!.. Знай, брат, что та же Христова истина и благодать Божия, которые открыли тебе очи ума и сердца, они умеют как-то непонятно для нас, но весьма разительно вознаграждать за жертву тем же самым, но только в большем размере, что мы как будто теряем, идя за Христом». И действительно: будущий святитель Иларион как будто потерял возможность сосредоточиться только на науке, но приобрел гораздо больше: Господь его вознаградил венцом мученика.

Вместо миродержавного имени Владимир, которое было дано при крещении, он нарекается Иларионом. Имя «Иларион» в переводе с греческого означает «ясный, веселый». Таковым и был святитель. Но еще и всегда готовым к борьбе. «А паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие» (Еф. 6: 16–17), – говорит апостол Павел. Иларион взял эти щит и меч.

11 апреля того же 1913 года он был рукоположен во иеродиакона, а 2 июня – в сан иеромонаха. 30 мая 1913 года он был назначен на должность инспектора МДА. Уже 5 июля 1913 года святителем Макарием (Невским), тогда митрополитом Московским, он был возведен в сан архимандрита и в том же году стал экстраординарным профессором МДА по кафедре Нового Завета. Он стал самым молодым для своего времени архимандритом и профессором академии.

Для ректора академии епископа Феодора (Поздеевского) архимандрит Илариона стал первейшим и верным помощником. Когда владыка Феодор уезжал в отпуск, когда неотложные дела отвлекали его от академии, в ректорских трудах его замещал архимандрит Иларион. Конечно, у него не оставалось достаточного времени для занятий наукой. Но весьма несправедливы упреки Александра Волкова архимандриту Илариону, высказанные в воспоминаниях, о которых я уже упоминал, упреки в том, что архимандрит Иларион растрачивал свои силы попусту. Волков пишет, что архимандрит Иларион ему рассказывал, как он колол дрова. Но почему из этого делается вывод, что он попусту растрачивал силы? И также несправедливо утверждение А. Волкова, что архимандрит Иларион почти ничего не сделал для науки после 1913 года.

Архимандрит Иларион писал: «Да, наука, особенно богословская, по моему убеждению, должна быть ancilla Ecclesiae (служанка Церкви. – Д.С.), но такое положение вовсе не унизительно для науки; служить Церкви ни для кого не унизительно. Ancilla Ecclesiae – это настоящее место науки, которое она только и может занимать для человека, сознательно исповедующего свою искреннюю веру в Церковь. Трудно и даже невозможно служить двум господам, но едва ли легче не служить никому. Два господина требуют себе служения и исключительного поклонения. Один Господин – Христос, другой – антихрист. Выбор возможен только из этих двух враждебных друг другу царей, и одному кланяемся мы непременно. Христово дело на земле есть Церковь, против которой ведут свою ожесточенную, но безуспешную войну силы ада. Есть силы ада, и есть воинство Христово. И та, и другая из враждующих сторон имеет своих воинов, вооруженных разными доспехами, в том числе и наукой. Сама по себе наука вовсе еще не определяет, на какую сторону должен человек стать; это определяет вера, а уж за верой следует и наука. Верует человек во Христа – наука для него и в его руках также служит Христу. Верует человек в антихриста – антихристово ярмо надевает он и на науку» («О церковности духовной школы и богословской науки»). Очень важные и актуальные для нашего времени слова.

Не имея времени подробно рассматривать богословские труды архимандрита Илариона[1], выделим основные направления его богословского творчества. Об экзегетическом направлении уже было упомянуто, следует указать также и на сотериологическое направление. В своей известной лекции «Богословие и свобода Церкви» ученый монах поставил вопрос о смысле и значении православного учения о спасении. В то время велись споры между сторонниками «юридической теории» спасения и ее резкими противниками. Священномученик Иларион критиковал «юридическую теорию», он писал: «В схоластическом учении о спасении, прежде всего, должны быть снесены до основания два форта, два понятия: удовлетворение и заслуга. Эти два понятия должны быть выброшены из богословия без остатка, навсегда и окончательно! Уничтожьте эти два форта – призрачная твердыня схоластики скоро падет и рассыплется». Но при этом он избегал крайностей, характерных для некоторых критиков «юридической теории» спасения. Он считал, что полный отказ от «юридической концепции», ее элементов и терминологии вряд ли правомерен. Сотериологические, как и в целом богословские, взгляды священномученика Илариона были, без сомнения, православными. Воспринимать их нужно в контексте, учитывая их развитие в последующих работах и имея в виду при этом, что некоторые высказывания содержаться в полемических статьях, так что необходимо учитывать и контекст этой полемики.

Учение о Церкви – это учение, которому святитель Иларион посвятил основные свои труды. Он вошел в историю как певец и защитник Церкви. В работе «Христианства нет без Церкви» он писал: «Иногда кажется, будто бы Церковь наша в рассеянии, как бы в каком разброде. Не узнаешь, кто наш, кто от супостат наших. Царствует в умах какая-то анархия. Слишком много появилось “учителей”. Идет “распря в телеси” (1 Кор. 12: 25) церковном… Мы читаем девятый член Символа веры без особенной радости и даже с виноватым видом… И многие ли имеют столько мужества, чтобы смело исповедовать: “Да, я верую в единую святую, соборную и апостольскую Церковь, принадлежу ко святой Православной Церкви, и потому я самый передовой человек, ибо в Церкви только возможна та новая жизнь, ради которой Сын Божий приходил на грешную землю, только в Церкви можно приходить в меру полного возраста Христова, следовательно, только в Церкви возможен подлинный прогресс, истинное спасение!».

Иногда называют взгляды святителя Илариона на Церковь ригористичными; я бы их назвал строгими. Он говорил, повторяя слова святителя Киприана Карфагенского: «Вне Церкви нет спасения». Это свое учение он осуществлял и на практике, когда бескомпромиссно противостоял обновленцам, всем тем, кто раздирал хитон Христов, угождая власти, устраивая церковные расколы.

Можно выделить как особое направление в богословском наследии святителя и направление аскетическое. Кроме того, он и литургист: некоторые его труды посвящены этой теме. Мало изучено еще гомилетическое наследие святителя Илариона. Приведу такую статистику: за первый год своего архиерейского служения в приходах Московской епархии он произнес около 330 проповедей. Конечно, не все они записывались, но по крупицам, которые сохранились в архивах, по воспоминаниям, можно восстановить если не тексты проповедей, то впечатление, которое они производили на слушателей.

Можно говорить о священномученике Иларионе и как о церковном историке. И это не только работа, написанная 300-летию Дома Романовых и опубликованная в 1915 году, посвященная обзору истории Русской Церкви до 1613 года, в которой он блестяще обосновывал историческую необходимость восстановления патриаршества еще за несколько лет до того, как это патриаршество будет восстановлено в 1917 году.

В целом о святителе Иларионе можно говорить как о стороннике неопатристического направления; его призыв – возвратиться к наследию святых отцов, отказаться от того рационализма, той схоластики, которые привнесены в нашу церковную науку с Запада.

Летом 1913 года, во время отсутствия ректора, архимандрит Иларион выполнял обязанности ректора МДА, хотя официально был инспектором. Как инспектор, архимандрит Иларион заботился в первую очередь о воспитании в студентах церковности, привлекал их к активной церковной, просветительской и проповеднической деятельности. Заботился он и о внешней дисциплине. Он сам совершал монашеский постриг над учащимися. Много занимался беседами с учащимися, наставлениями. Наставляя своих пострижеников, он старался, прежде всего, передать им дух молитвенной радости. Его современники отмечают радость о Христе, которую неизменно имел священномученик Иларион.

Один из его студентов, С.А. Волков, автор воспоминаний «Последние у Троицы», писал о нем: «Им нельзя было не любоваться… Пожалуй, целостность и была главной чертой его личности. Этот смелый, исключительно талантливый человек все воспринимал творчески… Иларион благодатно влиял на меня своей личностью, прямотой, властностью в отстаивании убеждений, восторженностью совершаемого им богослужения, энергией и жизнерадостностью… Иларион любил говорить, что насколько христианин должен осознавать свои грехи и скорбеть о них, настолько же он должен радоваться бесконечной милости и благодати Божией и никогда не сомневаться и не отчаиваться в своем жизненном подвиге. У него самого была поразительная восторженность и любовь ко всему, что было ему дорого и близко, – к Церкви, к России, к академии, и этой бодростью он заражал, ободрял и укреплял окружающих».

В августе 1914 года началась война с Германией. Она войдет в учебники как Первая мировая, а в русских газетах того времени называлась «великой» и «отечественной». Для священномученика Илариона она была следствием культурного и духовного размежевания Запада и Востока. Подъем общенародного патриотического сознания был для него поводом объявить другую войну. 12 сентября 1915 года в Московской духовной академии архимандрит Иларион прочитал блистательную речь, которая имела характерное название «Богословие и свобода Церкви. О задачах освободительной войны в области русского богословия». Говоря: «Я хочу вам сказать о необходимости освободительной войны в области русского православного богословия», он имел в виду освобождение от западной схоластики и рационализма. «На борьбу с этим-то вредным латино-немецким засильем и его печальными плодами в нашем богословии и я считаю своим нравственным долгом вас призвать», – говорил он. Мировая война обострила до крайности противоречия западного бездушного, машинного наступающего прогресса и русской стихии жертвенного преображения себя и мира, о чем он думал когда-то в поездке по Греции и Афону. «Идеал Православия есть не прогресс, но преображение», – говорил святитель Иларион. Вывод афористически точен. Он писал: «Развертывающаяся пред нами великая борьба народов есть борьба двух идеалов: прогресс хочет уничтожить преображение, забывая слово Христа о том, что врата ада не одолеют истины». Его призыв был услышан, и работа по преодолению схоластики в русской богословской науке началась.

Весной 1917 года руководству академии пришлось выдержать серию нападок «прогрессивных» деятелей: будущих обновленцев, нового обер-прокурора В.Н. Львова, профессора Б.В. Титлинова и других. 1 мая Священный Синод в своем новом составе снял епископа Феодора (Поздеевского) с должности ректора МДА, временно исполняющим обязанности ректора был назначен инспектор архимандрит Иларион (Троицкий). Эти обязанности он исполнял несколько месяцев до тех пор, пока в сентябре 1917 года не был избран новый ректор МДА, которым стал протоиерей Анатолий Орлов.

Священномученик Иларион не разделял некоторых взглядов епископа Феодора. Это проявилось, например, в июне 1917 года, когда по инициативе епископа Феодора был созван съезд ученого монашества, принявший резолюцию, согласно которой профессорско-преподавательский состав МДА должен формироваться только из монахов. Архимандрит Иларион выступил против этой резолюции, хотя она и была принята большинством голосов. «История академической науки вообще заставляет с большой осторожностью бросать профессорам академии обвинение в неправославии, так как общеизвестны факты, когда положения ученых работ, поспешно объявленные вредными для Православия, скоро становились общепризнанными истинами», – считал архимандрит Иларион. План создания «монашеской академии», однако, не осуществился по объективным причинам.

На Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917–1918 годов архимандрит Иларион выступал активнейшим сторонником восстановления патриаршества. Свою речь «Почему необходимо восстановить патриаршество?» 31-летний архимандрит Иларион произнес на общем заседании Собора 23 октября 1917 года. Нам сейчас кажется, что Собор был единодушен в своем стремлении возродить патриаршество, но это было совсем не так. Среди участников Собора немало было тех, кто выступал против патриаршества, считая это привнесением в Церковь папизма.

Современник этих событий М.Е. Губонин указывал, что «существовало убеждение, что именно эта речь архимандрита Илариона доставила окончательное торжество идее восстановления патриаршества на Соборе, ибо только лишь после ее произнесения соборные обновленцы прекратили свои нескончаемые вылазки против патриархистов и патриаршество было восстановлено». Речь архимандрита Илариона была настолько яркой и убедительной, что даже некоторые из тех, кто ранее высказывался против, голосовали за восстановление патриаршества. Он закончил свою речь знаменитыми словами: «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? В окружном суде? Или в солдатских казармах? Нет, в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа должно биться русское православное сердце».

Не мог архимандрит Иларион в то время обойти вниманием и столь любимую им академию, куда он приехал 24 октября. Собралась огромная аудитория: все профессора, преподаватели, студенты. Все пришли послушать, что же он скажет, а среди членов академической профессорско-преподавательской корпорации по вопросу о патриаршестве тоже были разные мнения. Три часа архимандрит Иларион убеждал академию в необходимости патриаршества для Церкви. Очевидец событий С.А. Волков вспоминал об этой лекции: «Конечно, она была прочитана так блестяще, как это мог сделать только Иларион: восстановление патриаршества в России было его заветным желанием, как бы смыслом его жизни, которому он отдавал все свои силы». Лекция закончилась овацией. Большинство студентов и членов профессорско-преподавательской корпорации были на стороне архимандрита Илариона.

В это тяжелое время архимандрит Иларион отдавал много сил служению академии, будучи избранным в октябре 1917 года проректором академии.

Тогда же был создан Миссионерский совет при Священном Синоде, который поручил архимандриту Илариону чтение общественных лекций для рабочих, простых жителей Москвы. Такие лекции были пока еще возможны. Были организованы полугодичные курсы, где лектором по Новому Завету также был священномученик Иларион. С 1919 года он жил в основном в Москве. 1 февраля 1919 года он писал Н.Н. Глубоковскому: «Живу в Москве… Занимаюсь больше богослужением и проповедую. Академия влачит свою жизнь едва-едва, но все же влачит».

Однако активная деятельность архимандрита Илариона не осталась без внимания спецслужб. ВЧК тогда уже обратило свое пристальное внимание на Церковь. Ф.Э. Дзержинский написал письмо в Политбюро, в котором говорилось, что Церковью должна заниматься только ВЧК. 10 марта 1919 года архимандрит Иларион был в первый раз арестован. В Бутырской тюрьме он провел три с половиной месяца. Члены корпорации МДА обращались к властям с ходатайством о его освобождении. 3 мая 1919 года профессор С.С. Глаголев писал: «О[тца] Илариона арестовали, он теперь пребывает в Бутырской тюрьме. Дел за ним на самом деле никаких нет, но, кажется, скоро выпускать его не собираются». Архимандрит Иларион был освобожден только 7 июня 1919 года.

24 мая 1920 года в Троицком храме патриаршего подворья в Москве во время своего наречения во епископы, которое совершал Святейший Патриарх Тихон, священномученик Иларион сказал: «Прежде я читал книги, теперь должен читать сердца человеческие, эти мудрейшие и часто вовсе непонятные письмена. Тогда писал я чернилами на бумаге, отныне предстоит мне благодатью писать образ Божий в душах человеческих. Прежде учил я, отныне должен вести ко спасению. Раньше мог я оставаться под спудом – ныне вы поставляете меня на свещнице церковном. Прежде я мог скрываться от людей и быть в любезной неизвестности – отныне должен светить людям светом добрых дел. Всей душою любил я жизнь академическую, от мира отрешенную, над миром возвышенную, уединенную, как бы пустынную. Ныне вы отнимаете надежду в эту пустыню снова и всецело возвратиться».

25 мая 1920 года он был хиротонисан патриархом Тихоном во епископа Верейского, викария Московской епархии. Тогда же владыка Иларион был назначен наместником московского Сретенского монастыря. К этому времени монастырские строения уже начинали занимать советские учреждения, и епископ жил на Сретенке на квартире своего друга по академии протоиерея Владимира Страхова.

После своей хиротонии святитель Иларион становится ближайшим помощником патриарха Тихона по управлению Московской епархией. Особенно большая нагрузка на него легла после ареста и ссылки летом 1921 года епископа Подольского Петра (Полянского). Административный опыт, накопленный в академии, позволил святителю Илариону блестяще справляться с множеством обременительных дел. Но при этом он находил время и для академии, хотя 21 апреля 1920 года он, вследствие назначения епископом Верейским, был освобожден от проректорской должности, оставаясь профессором.

Учебный год 1921/1922 начался 2/15 августа в помещениях Высоко-Петровского монастыря в Москве. 9 июня 1921 года епископ Иларион писал профессору Н.Н. Глубоковскому: «Академия сейчас в роспусках. Занятия ведутся, но едва-едва, ведь студенты физически не могут заниматься. Да и профессора тоже… Профессором состою и я, но плохим… Я всегда имею пред собой тысячные аудитории, но больше в храмах, где читаем и лекции, но применительно к публике».

За первый год своего архиерейского служения в приходах Московской епархии владыка Иларион отслужил 142 литургии, более 142 всенощных и произнес 330 проповедей, и это при том, что в тот год он более месяца проболел тифом.

Святитель Иларион по благословению патриарха Тихона активно совершал рукоположения для храмов Москвы и Московской губернии. Среди его ставленников есть и новомученики. Так, в 1921 году епископ Иларион рукоположил будущего священномученика Иоанна Хренова во диакона ко храму 40 мучеников Севастийских.

В 1920–1921 годах владыка Иларион часто служил в храмах Верейского уезда. Во время одной из поездок в Верейский уезд епископ Иларион участвовал в диспуте с агитаторами-антирелигиозниками, которые потерпели полное поражение. Местные власти даже попытались арестовать епископа.

В Москве, в Сретенском монастыре, он участвовал не только в воскресных, праздничных службах, но и в повседневных. Вспоминает московский писатель Н.П. Окунев: «На Страстной неделе тянуло в церковь. Несколько раз ходил в Сретенский монастырь. Привлекал туда епископ Иларион, не своим пышным архиерейским служением, а участием в службах в качестве рядового монаха. Однажды (за всенощной со среды на четверг) он появился в соборном храме монастыря в простом монашеском подряснике, без панагии, без крестов, в камилавке, и прошел на левый клирос, где и пел все, что полагается, в компании с четырьмя-пятью другими рядовыми монахами, а затем вышел в том же простом наряде на середину храма и проникновенно прочитал канон, не забывая подпевать хору в ирмосах. Прочитавши канон, запел один “Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный”. Ну, я вам скажу, и пел же он! Голос у него приятнейший, чистый, звучный, молодой (ему 35 лет), высокий. Тенор. Пел попросту не по нотам, но так трогательно и задушевно, что я, пожалуй, и не слыхивал за всю свою жизнь такого чудесного исполнения этой дивной песни».

Летом 1921 года святитель Иларион писал: «Лето все прошло в непрерывных разъездах по Москве и по Московской губернии. Ведь и по Москве бывают концы больше до десяти верст. Времени совсем не хватает, и все спешишь. Нередко и устаешь. Хорошо еще, что уставши, скоро я отхожу – видно, еще молод».

В сентябре 1921 года последовал новый арест. Поводом послужило то, что в престольный праздник Сретенской обители святитель Иларион добился у директора Третьяковской галереи И.Я. Грабаря разрешения взять на один день чудотворный Владимирский образ Божией Матери в Сретенский монастырь, что вызвало значительное скопление верующих. Некоторое время святитель провел в тюрьме, но вскоре был освобожден.

В феврале 1922 года властью был принят декрет об изъятии церковных ценностей, направленный на ограбление Церкви. Власти хотели, чтобы патриарх Тихон выпустил указ о сдаче ценностей духовенством, и чтобы заставить его сделать это, было арестовано его ближайшее окружение. В деле патриарха Тихона имеется «Список лиц, подлежащих изъятию по 6-му отделению», куда входили ближайшие помощники патриарха. 22 марта 1922 года епископ Иларион был арестован. До отправки в ссылку в Архангельский край он содержался во Внутренней тюрьме ГПУ на Лубянке. 9 апреля 1922 года начальник 6-го отделения секретного отдела ГПУ А. Рутковский оформил постановление об избрании меры пресечения. В заключении по «делу гр-на Троицкого Иллариона Алексеевича» говорилось: «Членом так называемого Синода и Высшего Церковного Совета не состоит, но исполняет отдельные поручения патриарха и митрополита. Присутствует в патриаршем подворье, где принимает всевозможных ходоков и приезжающих по делам Церкви посетителей, ведя с ними деловые переговоры. Кроме того, Троицкий устраивает в рабочих районах диспуты и, обладая большой эрудицией по богословским вопросам, дискредитирует выступающих против него оппонентов-рабочих. Троицкий числится епископом Верейским, где по существу должен находиться. Пребывание его в Москве объяснялось громадной пользой, которую он приносит Церкви и правителю ее – патриарху… В среде высшего духовенства Троицкий намечался на пост Московского митрополита».

22 июня 1922 года на судебном заседании коллегии ГПУ было решено выслать святителя Илариона в Архангельскую губернию сроком на один год. Патриарх Тихон как-то раз с грустью сказал: «Я назначаю своих архиереев на юг, а их везут на север».

Сохранились письма святителя Илариона из ссылки, адресованные родственникам и знакомым. Душой он был в Троице-Сергиевой лавре, особенно в день памяти преподобного. В письме от 18 июля 1922 года он писал: «Нынешний день не могу мыслью быть нигде, кроме Посада и лавры. С утра я нахожусь все там, вспоминаю я прошлые дни…» Условия, в которых находился святитель, были убогими, это отмечено даже в протоколах обыска, которые проводились в его комнате.

Святитель Иларион писал: «Господь помог и здесь устроиться, так что можно жить без назойливых забот, а убожество обстановки нисколько не огорчает мою пролетарскую душу…» Он решает изучить бухгалтерское дело: «Хочу на бухгалтера научиться: курс лекций по счетоводству уже лежит на столе». Но основным его занятием было чтение церковно-исторических книг. Он хочет проанализировать в контексте церковной истории события, связанные с обновленческим расколом, который был инициирован властью в 1922 году и поддержан частью епископата и духовенства. Он пишет: «Живу я очень скромно и убого, но душа моя насыщается за обильной трапезой книг по русской церковной истории. А ведь в Нижнем-то ересь господствует. Евдоким – один из предателей, взявший белый клобук из грязных и поганых рук “живой церкви”. Молиться с таковыми нельзя…».

Интересный документ сохранился в следственном деле епископа Илариона. 12 декабря 1922 года епископ Иларион собственноручно (и как указано в документе, по собственному желанию) написал дополнение к своим показаниям на допросе, в котором есть слова, касающиеся отношения епископа Илариона к советской власти: «А мои взгляды на сов[етскую] власть таковы, что отрицательно к ней я не могу относиться… Сов[етская] власть явилась собирательницей Русского государства, объединив все – от Петрограда до Владивостока. Сов[етская] власть отстаивает самостоятельность России, политическую и экономическую, тогда как другие люди, ставши у власти, тотчас обратили бы Россию в колонию для западного капитализма… При таком моем воззрении на политическое положение, разумеется, нельзя говорить о моем отрицательном отношении к сов[етской] власти. Я политикой не занимаюсь, меня интересует больше наука, но как гражданин я сознательно принимаю и произошедшую революцию, и существующую власть». Таким образом, за полгода до известного заявления патриарха Тихона в Верховный Суд от 16 июня 1923 года епископ Иларион вывел «формулу лояльности» по отношению к государственной власти, которая вновь объединила страну практически в прежних, имперских границах, противостоя Западу, откуда, по мнению святителя Илариона, исходит основная опасность для России. Однако лояльность заканчивалась там, где начинался вред для Церкви, интересы которой были для святителя Илариона превыше всего.

В декабре 1922 года органами было подписано заключение, в котором говорилось: «В целях полного изобличения противосоветской деятельности Троицкого или его примирившихся взглядов на жизнь… Троицкого из под стражи освободить…» Срок пребывания епископа Илариона в ссылке заканчивался 22 июня 1923 года, а 13 июня в его квартире был произведен новый обыск, но ничего, кроме нескольких номеров газеты «Наука и религия», найдено не было.

В Москву епископ Иларион прибыл, по всей видимости, в первых числах июля 1923 года и сразу же направился в Донской монастырь к патриарху Тихону, который был освобожден из заключения 27 июня 1923 года. Вплоть до своего последнего ареста в ноябре 1923 года епископ Иларион был ближайшим помощником Святейшего Патриарха. И ему патриарх поручил главное дело – искоренение обновленческого раскола. Первым шагом на этом пути стало переосвящение собора Сретенского монастыря, где с 1922 года обосновались последователи одного из лидеров обновленчества «митрополита» Антонина (Грановского). Антонин, помимо введенных обновленцами перехода на русский язык в богослужении и григорианского календаря, практиковал и иные новшества. Так, он перенес престол из алтаря на середину храма. Будучи сторонником «разнообразия литургической жизни Церкви», он активно «импровизировал» в этой сфере, например вводил в состав богослужебных последований стихи современных поэтов.

5 июля 1923 года, накануне праздника в честь Владимирской иконы Божией Матери, епископ Иларион освятил великим чином собор Сретенского монастыря. Подобное освящение совершается в случае осквернения храма. Именно таким осквернением святитель считал обновленческие «богослужения». Чтобы оценить значение этого события, нужно вспомнить, что к тому времени обновленческими были большинство храмов, около половина епископата, десятки тысяч священников. Святитель Иларион со всей ясностью показал, что обновленчество – это не просто раскол в Церкви, это – скверна пред Богом.

6 июля, после патриаршего богослужения в церкви Сретенской обители, святитель Иларион произнес проповедь, направленную против обновленцев, перед многочисленной паствой, пришедшей в этот день в монастырь.

Обновленцы были в панике, их лидер Владимир Красницкий в своем письме в ГПУ от 9 июля писал: «Усердно прошу обратить внимание на… Илариона. 6 июля, проповедуя в Сретенском монастыре, он произнес такую погромную речь… В толпе, в ограде и на улице произвели физические толкования, и дело кончилось арестами. За пережитых десять дней тихоновцы чрезвычайно обнаглели, держатся вызывающе и готовы перейти к избиению, и это настроение – определенно погромное и ярко антисоветское – создается им, епископом Иларионом. Если его явно контрреволюционной деятельности не будет положен предел, то неизбежны общественные беспорядки и избиение церковников-обновленцев».

Огромное значение имели публичные лекции и диспуты, в которых принимал участие владыка. И на каждом его выступлении непременно присутствовали два или три сотрудника ГПУ. Их отчеты сохранились в следственном деле владыки Илариона. Наиболее значимыми были диспуты архиепископа Илариона с женатым «архиепископом Крутицким» Александром Введенским, которого святитель Иларион всегда на этих диспутах побеждал.

17 августа 1923 года в Политехническом музее состоялось публичное выступление архиепископа Илариона на тему «Тихоновцы и обновленцы», в котором он осудил все обновленческие группы как раскольничьи и антиканонические. И, конечно же, осудил святитель Иларион решение обновленческого собора 1923 года о снятии сана с патриарха Тихона. Диспуты были пресечены властями в сентябре 1923 года. Документы, связанные с публичными диспутами святителя Илариона, опубликованы в 2006 году в № 5–6 «Богословского вестника».

В 1923 году начался «религиозный нэп», сопровождавшийся некоторым смягчением государственной политики по отношению к Церкви. ГПУ вынуждено было ослабить репрессии. К тому же святителю Илариону удалось внушить главе 6-го, «антицерковного», отделения секретного отдела ГПУ Евгению Тучкову, что он лоялен по отношению к «властям предержащим».

Святитель Иларион стал управляющим Московской епархией. В августе 1923 года он вошел в состав образованного тогда временного Синода при патриархе из числа трех архиереев. В состав Синода, кроме него, входили архиепископы Серафим (Александров) и Тихон (Оболенский). 26 августа, в день своих именин, патриарх Тихон возвел святителя Илариона в сан архиепископа. После этой даты во всех документах патриаршей канцелярии он именуется архиепископом. Протопресвитер Василий Виноградов ошибался, когда писал в своих воспоминаниях, что святитель Иларион не был архиепископом.

В августе-сентябре ГПУ были инициированы переговоры делегации Патриаршей Церкви с участием святителя Илариона с обновленцами, которых в тот период возглавил бывший ректор МДА «митрополит» Евдоким (Мещерский). Распространялись лживые слухи, что якобы святитель Иларион уговаривал патриарха Тихона отречься. Но святитель Иларион был верным сподвижником патриарха Тихона. Нужно учитывать, что в диалоге с властью он, как и святитель Тихон, вынужден был идти по пути политики лавирования. Когда власти поняли, что их надежды не оправдались и патриарх Тихон останется главой Церкви, они обрушили свою злобу на святителя Илариона. В докладах ОГПУ за ноябрь 1923 года он уже числится как враг советской власти.

Архиепископ Иларион был арестован 15 ноября 1923 года, согласно ордеру, подписанному печально известным Генрихом Ягодой; при этом у владыки была изъята переписка. 7 декабря комиссия НКВД по административным высылкам приняла следующее решение: «Троицкого заключить в концлагерь сроком на три года». Святитель был направлен в Соловецкий лагерь особого назначения. Патриарх Тихон не раз просил власти освободить святителя Илариона. Он выражал готовность направить его на служение в Симбирск или в иное место, туда, где он не будет заметен для власти, но ее представители оказались глухи к мольбам патриарха.

Мы часто говорим, рассматривая чью-нибудь биографию: «этапы жизни». Дальнейшая жизнь святителя была полностью связана с другими этапами – лагерными, тюремными, пересыльными. Он по-прежнему сохранял присущий ему оптимизм. Внешне он был ясным, уверенным, веселым. Высокий широкоплечий богатырь с голубыми глазами и русой бородой – настоящий русский святитель! Лагерь невольно вновь заставлял возвращаться к главным темам его богословского творчества – Церковь, свобода, спасение. Многие архиереи, монахи считали, что в лагере на Соловках невозможно вести подлинно монашескую жизнь. Но святитель Иларион был уверен, что то место, куда его поместил Господь, и является наиболее благоприятным для спасения.

Соловки стали Голгофой для святителя Илариона. Но Голгофа не только казнь, боль смерть, но и торжество. Во времена Петра I русский схимник Иисус, сосланный на Соловки, основал здесь Голгофо-Распятский скит, словно предчувствуя, что Соловкам уготована будет участь Русской Голгофы.

В июле 1925 года святитель Иларион был переведен в Ярославскую тюрьму, и с ним начал переговоры глава 6-го отделения секретного отдела ОГПУ Е. Тучков. Готовилось устранение святителя Петра с поста местоблюстителя патриаршего престола. Владыке Илариону Тучков предлагал возвращение в Москву, где он должен был войти в группу архиереев, которые готовили церковный переворот. Это были будущие григориане, возглавлявшиеся тогда епископом Борисом (Рукиным). Но святитель Иларион не только отверг эти искушения, но и рассказал об этом сокамерникам, разгласив «оперативные приемы» ОГПУ. Такого чекисты не прощали.

В 1926 году, когда истек срок заключения, против святителя было возбуждено новое уголовное дело. Ему дали новый трехлетний срок и возвратили на Соловки. Его поместили на Секирку, в штрафной смертный изолятор. «Все возможно для Господа, – шутил святитель, – когда-то Он из рыбаков сделал богословов и апостолов, теперь из богословов сделал опять рыбаков». Христианская радость древних подвижников не покидала преосвященного Илариона в годы заключения. Его веселила мысль о том, что Соловецкий лагерь может быть школой многих добродетелей: нестяжания, кротости, смирения, воздержания, терпения, трудолюбия.

В 1927 году святитель Иларион не согласился с текстом Декларации, но не порвал канонической связи с митрополитом Сергием (Страгородским), понимая вынужденный характер подписания главой Церкви этого документа. Не согласился он с церковным разделением, названным по имени основателя иосифлянским, не поддержал и другие движения «непоминающих».

Во время тифозной эпидемии святитель благодаря своей активности и всеобщему авторитету отстоял за священнослужителями право ношения бороды. Кроме того, при содействии святителя собранное в 6-й роте заключенное духовенство получило некоторое ослабление режима. Но самое главное – иногда можно было совершать богослужения, как тайные, так и санкционированные лагерным начальством. Такова была знаменитая соловецкая Пасха 1925 года, когда все заключенные собрались в одном из храмов на богослужение, которое возглавил сам святитель Иларион.

В 1929 году начинается «разгрузка» Соловков. 14 октября особое совещание при коллегии ОГПУ приговорило архиепископа Илариона к трем годам высылки в Казахстан. В Алма-Ату владыку отправили этапным порядком. По дороге его обокрали, и в Ленинград он прибыл уже больным тифом, эпидемия которого свирепствовала тогда среди заключенных. 19 декабря архиепископ Иларион был переведен в тюремную больницу. У владыки была высокая температура, но весь путь по городу ему пришлось проделать пешком. Из больницы он написал митрополиту Серафиму (Чичагову): «Я тяжело болен сыпным тифом, лежу в тюремной больнице, заразился, должно быть, в дороге; в субботу, 15/28 декабря, решается моя участь. Кризис болезни вряд ли перенесу». Когда-то крепкий, организм архипастыря был сильно подорван лагерной жизнью. Владыка угасал, тиф забирал у него последние силы.

Владыку Илариона, борца с лагерным начальством за право ношения духовенством бороды, теперь лежащего без сознания, медики полностью обрили. Незадолго до кончины ему стало легче. Келейник митрополита Серафима иеромонах Никандр исповедовал и причастил его святых Христовых таин. Перед смертью, в бреду, а значит без всякого самоконтроля, он часто повторял: «Вот теперь я совсем свободен, никто меня не возьмет…» 15/28 декабря 1929 года в 4 часа святитель отошел ко Господу.

Митрополит Серафим (Чичагов) и сестра архиепископа попросили для погребения тело почившего архипастыря. Тогда выдача тел умерших для погребения родственникам еще практиковалась. Выданное тело не узнали: седой, безбородый старец с обритой головой, хотя ему было только 43 года. Отпевание состоялось в Воскресенском соборе Новодевичьего монастыря Ленинграда.

Святитель Иларион был прославлен в лике местночтимых московских святых 10 мая 1999 года, а на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года был причтен к Собору новомучеников и исповедников Российских.

Закончить хочу словами святителя Илариона, обращенными к студентам духовных школ, особенно к талантливым студентам, а таковых среди наших учащихся большинство: «Кто хочет руководствоваться новозаветным взглядом на свою деятельность, тот должен решительно отвергнуть чуждые христианству предрассудки, по которым талант есть истинное преимущество и служит предметом чести и “благородной” гордости для своего обладателя. Нужно, прежде всего, смирить свое греховное превозношение, сознать себя рабом, приставником, строителем, “экономом” Господней благодати».